ПОВЕСТИ ОБ АЗОВЕ представляют собой пять самостоятельных произведений, посвященных значительному историческому событию 1637—1642 гг., когда донские казаки взяли турецкую крепость Азов и выдержали в ней осаду турецко-татарского войска с 24 июня по 26 сентября 1641 г. Момент для взятия Азова казаками был благоприятный: турецкие силы султана Мурада IV в 1637—1640 гг. были отвлечены войной с Персией. Донские казаки без ведома русского правительства при поддержке четырехтысячного отряда запорожских казаков овладели крепостью. В дальнейшем они неоднократно обращались к царю Михаилу Федоровичу с просьбой взять Азов “под свою руку”. Положение казаков обострилось после того, как преемник Мурада IV Ибрагим I в 1641 г. двинул войска под Азов. Однако четыре месяца осады не принесли туркам успеха, несмотря на мощный артиллерийский огонь и двадцать четыре штурма города. Осенью султан снял осаду и увел войска из-под крепости. Но силы казаков были на исходе, они потеряли многих бойцов; удержать город, чьи стены и укрепления были разрушены, а запасы истощены, казаки в случае нового наступления были не в состоянии. Положение московского правительства было сложным. С. одной стороны, оно было заинтересовано в силах казаков, в их борьбе против турок и татар на южных границах России, посылало им помощь деньгами, хлебом и порохом. Взятие Азова было выгодно Москве как в интересах обороны, так и в интересах торговли. С. другой стороны, принятие Азова “в вотчину” русского царя означало неминуемую войну с Турцией; к ней Россия, занятая в это время политической и военной борьбой с Польшей и Швецией, не была готова. Земский собор вынес решение отказаться от Азова, и 27 апреля 1642 г. был принят царский указ, предписывающий казакам покинуть Азов, что и было выполнено.
“Историческая повесть об Азове” — посла, грека Фомы Кантакузина, и его толмача Осанки, издевавшегося над казаками, отвозившими из-под Азова в судах тела погибших товарищей: “Тепере-де перед нами казаков из-под Азова погибших возят каюками, а станут-де возить и бударами”. Истинной же причиной казни послужила посылка Кантакузиным тайных агентов в Азов с сообщением о намерениях казаков взять крепость. Подробно описаны и два подкопа, которые подвел под город казак Иван, выходец из “немецкой земли”. В заключение рассказано о явлении казакам Иоанна Предтечи и Богородицы, предсказавших им победу.
Сведения, изложенные в повести, полностью совпадают с казачьими документами и с войсковой отпиской от 3 декабря 1637 г. Автором произведения, скорее всего, был кто-то из служащих казачьей войсковой канцелярии, участвовавший во взятии Азова. Кроме того, он проявил знание истории и литературы, ему известно и об Александре Македонском, и о последнем византийском императоре Константине. В повести присутствует как литературный слог древнерусских воинских повестей, так и живая разговорная речь, переходящая местами в ритмическую прозу. Повесть была популярна в Древней Руси: до нас дошло около тридцати списков.
Второй по времени была написана “Особая повесть об Азове”, рассказывающая о событиях, происшедших между 18 июня 1637 г. и 24 июня 1641 г. В 1638 г. Султан Мурад IV приказал крымскому хану Бегадыр Гирею осадить Азов силами татар, ногаев и черкес. Турки поддерживали их с моря, сосредоточив в Керченском проливе 60 крупных судов. Войско Донское вступило с ними в бой на 40 стругах, но было разбито. Татарское войско не владело приемами осадной войны и под ударами казаков вынуждено было уйти из-под Азова.
Повесть состоит из двух частей. В первой читается запись о нескольких чудесах, происшедших в Азове от чудотворных икон. Вторая часть представляет собой подробную запись отдельных событий: об удачном походе казаков в стругах на море в 1637 г., о походе весной 1638 г., когда казаки хитростью крымского хана оказались запертыми в лимане. Затем следует известие о приходе крымского хана под Азов и осаде 1638 г. Хронологическое изложение здесь перебито сообщением о взятии казаками в 1639 г. турецкого корабля. Большое место в повести занимают переговоры казаков с крымским ханом. Почти все рассказанное в повести подтверждается казачьими документами, составляющими сейчас архивные Донские дела. С. другой стороны, изложение повести близко по жанру к летописным записям. Не исключено, что у казаков велся свой “летописчик”, послуживший, наряду с документами, источником для автора произведения. “Особая повесть” дошла до нас только в одном списке.
Возможно, что следующей была написана “Документальная повесть об Азовском осадном сидении”, носящая в первоначальном виде заглавие “Сказание о прохождении Крымского царя и турских пашей и о их приступах ко граду Азову” и подзаголовок “Список к записке с распросных речей слово в слово”. Известно около десяти ее списков. Для “Документальной повести” характерно отсутствие лиризма, эмоционально-экспрессивной прямой речи, образных сравнений. Ей присуще точное и полное изложение главнейших событий четырехмесячной осады Азова, во время которой турки, сбив артиллерийским огнем стены и башни крепости, разбив церкви и дома “под подошву”, не смогли взять города, а казаки, потерявшие три из пяти тысяч. защитников, не согласились сдать Азов туркам за большой выкуп. Так же кратко рассказано о “чудесах”, происходивших во время осады: казаки видят во сне “жену прекрасну в багряной ризе” — Богородицу, “мужа древна, власата, боса” — Иоанна Предтечу, от образа которого текут слезы. Богородица и Иоанн, считавшийся покровителем казаков, “их, атаманов и казаков, от иноплеменных от поганых заступающа и на поганыя помогающа”. “Документальная повесть” построена на материале “распросных речей”, записанных в Посольском приказе в Москве, на что указывает концовка вступления к повести: “...и в Посольском приказе про всякие вести по государеву указу печатник и думный дьяк Федор Федорович. Лихачев их роспрашивал, а в роспросе сказали атаман с товарищи”. По-видимому, повесть была написана вскоре после приезда в Москву казачьего посольства (“станицы”) во главе с атаманом Наумом Васильевым в октябре 1641 г. В период подготовки Земского собора 1642 г. она должна была сыграть определенную роль в агитации за принятие Азова “под царскую руку” и оказание казакам военной помощи. Однако, когда обсуждение азовского вопроса стало особенно гласным и была распространена официальная правительственная “роспись” с изложением государственной позиции, такого краткого сочинения, каким была “Документальная повесть”, оказалось недостаточно, чтобы повлиять на общественное мнение, и казаки заменили ее эмоционально и художественно выразительной “Поэтической повестью об Азовском осадном сидении”.
“Поэтическая повесть” занимает центральное место среди произведений, повествующих об азовской эпопее. Она написана талантливым автором, создавшим произведение большой художественной ценности. Ход осады изложен в повести исторически достоверно, что подтверждается не только документами, составленными в канцелярии войска Донского, но и записками турецкого путешественника Эвлия Эфенди, находившегося в лагере осаждавших Азов турок. Но документально точное изложение событий облечено в форму, близкую к устному народному творчеству, бытовавшему в казачьей среде. Так, сообщая о приходе под Азов 300-тысячной турецкой армии, автор рисует выразительную картину: “Где у нас была степь чистая, тут стали у нас однем часом, людми их многими, что великия непроходимыя леса темные. От силы их турецкие и от уристания конского земля у нас под Азовом погнулась, и из реки у нас из Дону вода на бреги выступила...” Изнемогая и не надеясь на помощь Москвы, осажденные казаки просят прощения у царя Михаила Федоровича, у церковных властей, у всех христиан и у окружающей их родной природы: “Простите нас, леса темные и дубравы зеленые. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Прости нас, море Черное. Прости нас, государь наш тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать”. Трагические эпизоды обороны Азова давали автору возможность придать казакам черты былинных богатырей.
Повесть использует форму “казачьей отписки”, документа, поданного казаками в Посольский приказ. В самой повести цитируются “документы” — послания турецкого султана и ответ на него казаков, в котором они в традициях подлинных казачьих дипломатических посланий обращаются к султану с бранью и угрозами, называют его “худым свиным пастухом”, “поганым псом”, “скаредной собакой” (вспомним титулы султана из знаменитого письма запорожцев, написанного во второй половине XVII в.).
Намерение израненных и увечных казаков основать монастырь, где игуменом станет атаман, а строителем — есаул, — не эффектная литературная концовка повести, а отражение подлинной ситуации: казаки действительно имели два монастыря, в которых, как правило, кончали жизнь члены этой военной корпорации.
Наряду с лирико-поэтическими пассажами повести в ней, как в публицистическом произведении, политические вопросы занимают одно из главных мест. Взятие Азова казаками рассматривается не только как избавление Московского государства от набегов татар и турок, но и как предпосылка для окончательного разгрома Турции. В повести обнажены те социальные и политические противоречия, которые в предыдущих повестях азовского цикла еще не сформулированы. Во-первых, это вопрос о двойственном положении казаков, с одной стороны, защитников южных границ, с другой — беглых холопов, которых на Руси “не почитают и за пса смердящего”; во-вторых — противоречивая политика московского правительства, использующего военные силы казаков, но отказывающего им в открытой политической и дипломатической поддержке.
“Поэтическая повесть” была написана в конце декабря 1641— начале января 1642 г. накануне созыва Земского собора и призвана была художественными средствами подкрепить политическую позицию казаков, тем более что участники казачьего посольства были лишены в Москве свободы передвижения и не допущены на собор. Они имели доступ только в Посольский приказ, служащие которого, вероятно, сыграли немалую роль в распространении казачьего сочинения.
С большой долей определенности автором повести можно считать члена посольства, есаула и войскового дьяка Федора Ивановича Порошина. Этот грамотный, начитанный человек в прошлом был холопом крупного государственного деятеля Н. И. Одоевского. Возможно, именно на службе у Одоевского Федор Порошин приобрел знание литературы и писательские навыки, пригодившиеся ему в деятельности казачьего канцеляриста и писателя. 28 сентября 1640 г., в период подготовки обороны Азова, он написал царю отписку, в которой в довольно смелом тоне высказал соображения о необходимости помощи казакам со стороны Москвы и принятия Азова в царскую вотчину. Отписка вызвала гнев царя. В феврале 1642 г. после решения правительства относительно судьбы Азова Федору Порошину не разрешили вернуться на Дон. Припомнив ему старые вины, царь указом от 21 февраля лишил его царского жалованья и сослал в Сибирь.
“Поэтическая повесть” довольно часто встречается в древнерусских рукописях, ученым известно более двадцати ее списков.
Последней в ряду Азовских повестей стоит “Сказочная повесть”. Она создавалась в 70—80-х гг. XVII в., когда донское казачество перестало быть военной корпорацией относительно равных и свободных людей. Оно разделилось на зажиточных низовых и “голутвенных” верховых казаков. Повесть получает название “История о Азовском взятье и осадном сидении от турского царя Брагима донских казаков, атамана Наума Васильева и есаула Ивана Зыбина с товарищи лета 7135 (1627) году” (дата ошибочна). Автор “Сказочной повести” использовал некоторые мотивы “Исторической повести”, ввел в нее большой фрагмент из “Поэтической повести” и дополнил эту литературную основу большим количеством легенд, устных преданий, песен, почерпнутых из казачьего фольклора. Прологом служит история пленения дочери азовского паши, предназначенной в жены крымскому хану Старчию, за которую казаки получают большой выкуп. Казаки берут Азов хитростью, проникнув в город под видом купцов, спрятав в возах вооруженных людей (этот мотив встречается в песнях о Степане Разине). Рассказ об осаде Азова насыщен множеством занимательных эпизодов: о казачьих вылазках, когда они, переодетые в турецкое платье, проникают во вражеский лагерь и убивают крымского хана Старчия; об устройстве механизма, с помощью которого осажденные таскают на городские стены подкапывающихся под них турок; о гибели есаула Ивана Зыбина, тело которого турки привязали к коню и о котором плакала его жена-турчанка. Большинство эпизодов — несомненный вымысел, но часть из них соответствует действительности и известна из воспоминаний участников осады.
Как и в ранних повестях, в “Сказочной повести” фигурируют небесные силы — Иоанн Предтеча и Богородица; их вмешательством и объясняется внезапное бегство турок из-под Азова. Казаки, покинув Азов, основывают монастыри Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца, ставят на Дону три города. Повесть могла быть написана как в Москве, так и на Дону. Она не преследовала каких-либо злободневных агитационных целей, а была скорее беллетристическим произведением, близким к вымышленным повестям нового времени.
Повесть известна в пяти списках, три из которых датируются XVIII и даже XIX в.
ПОВЕСТЬ, СИРЕЧЬ ИСТОРИЯ О АЗОВСКОМ СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ 5 000 ПРОТИВ ТУРОК 300 000
То были они пинарщики, которые делать умеют всякие приступныя мудрости и ядра чиненыя огненныя, и они которые мудрости умеют. А снаряду было с пашами под Азовым пушек больших ломовых 120 пушек. А ядра у них были велики, в пуд, и в полтора, и в два пуда ядро. Да мелково наряду было с ними всяких пушек и тюфяков 674 пушки, окроме верховых пушек огненных, а верховых с ними было 32 пушки. А весь наряд был прикован на чепях, бояся того, чтоб мы на выласках, вышед, у них того снаряду не отбили и в город бы ево не взяли. А было с пашами под нами всяких воинских собраных людей всяких розных земель и вер царя турского, его земли и розных земель: 1 – турки, 2 – крымцы, 3 – греки, 4 – серби, 5 – арапы, 6 – можары22, 7 – буданы23, 8 – олшаны24, 9 – арнауты25, 10 – волохи26, 11 – мутьяня 27, 12 – черкасы 28, 13 – немцы. И всего с пашами и с крымским царем людей было, по спискам их, браного мужика, окроме вымышлеников немец и черных мужиков и охотников, 256 000. А збирался турской царь на нас, казаков, за морем ровно 4 годы, а на пятой год он пашей своих и крымского царя под Азов прислал. Июня в 24 день в первом часу дни пришли к нам паши его под город. И крымской царь наступил на нас со всеми великими турецкими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны: где у нас была степь чистая, тут стала у нас однем часом, людми их многими, что великие и непроходимые леса темныя. От силы их многия и от уристанья их конского земля у нас под Азовым потреслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла. И почали они, турки, по полям у нас шатры свои турецкия ставить. И полатки многия, и наметы великия, и дворы болшия полотняныя, яко горы высокия и страшныя, забелелися. И почали у них в полкех их быти трубли великия в трубы большие, и игры многия, и писки от них в полках пошли великия и несказанныя голосами страшными их бусурманскими. И после того в полкех их почела быти стрелба пушечная и мушкетная великая: как есть стала гроза великая над нами страшная, бутто гром велик и молния страшная ото облака бывает с небеси. От стрелбы их стал огнь и дым до неба. И все наши градные крепости потряслися от стрелбы их той огненной. И солнце померкло во дни том и, светлое, в кровь претворися. Как есть наступила тма темная. И страшно добре нам стало от них в те поры, трепетно и дивно их несказанной и страшной и дивной приход бусурманской нам было видети. Никак непостижимо уму человеческому: в нашем возрасте того было не слышати, не токмо что такую рать великую, страшную и собранную очима кому видети. Близостью самою к нам они почали ставитца за полверсты малые от Азова города. Их яныческие головы строем их идут к нам под город великими болшими полки. Головы их и сотники, отделяся от них, пред ними идут пеши жь. Знамена у них яныченския велики неизреченно, черны. В себе знамяна, яко тучи страшныя, покрывают людей. Набаты у них гремят многие и трубы трубят, и в барабаны бьют в велики и несказанны. Ужасно слышати сердцу всякому их бусурманская трубля, яко звери воют страшны над главами нашими розными голосами. Ни в каких странах ратных таких людей не видали мы, и не слыхано про такую рать от веку. Подобно тому, как царь греческий приходил под Трояньское государство со многими государьствы и тысочи. 12 их голов яныческих пришли к нам самою близостию к городу и осадили нас они, пришедши, накрепко. Стекшися, они стали круг Азова города во восмь рядов, от реки Дону захватя до моря рука за руку. И патожки они свои потыкали и мушкеты свои по нас прицелили. Фетили у всех яныченей кипят у мушкетов их, что свещи горят. А у всякаго головы в полку яныченей по 12 000. И бой у них у всех огненной, плате на них на всех головах яныческих златоглавое, а на яныченях на всех збруя их одинакая красная, яко зоря кажетца, пищали у них у всех долгие турские з жаграми, а на главах у всех яныченей шишяки , яко звезды кажются. Подобен их строй строю салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали немецких два полковника с салдатами, а в полку у них салдат 6000. Тогож дни на вечер, как пришли турки к нам под город, прислали к нам паши их турские толмачей своих бусурманских, персидцких и еллинских, а с ними, толмачами, говорить прислали с нами голову яныченскаго перваго от строю своего пехотнаго. И почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турскаго и от четырех пашей ево, и от царя крымскаго речью глаткою: «О люди божии, царя небесного! Никем вы в пустынях водими или посылаеми, яко орли парящие без страха по воздуху летаете и яко лви свирепыи в пустынях рыскаете, казачество донское и волное и свирепое, соседи наши ближние и непостоянные нравы, лукавы пустынножители, неправии убийцы и разбойницы непощадны! Как от века не наполните своего чрева гладново? Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили есте вы на такую великую десницу высокую, на государя царя турсково. Не впрям вы еще на Руси богатыри светоруские нарицаетесь: где вы, воры, теперво можете утечи от руки ево страшныя? Птицею ли вам из Азова лететь? Осаждены вы теперво накрепко. Прогневали вы Мурата салтана царя турского, величество ево. Первое, – вы у него убили на Дону чесна мужа греческаго закона, турского посла Фому, приняв ево с честию в городки свои, а с ним побили вы всех армен и гречан, для их сребра и злата. А тот посол Фома послан был от Царяграда ко царю вашему для великих царственных дел. Да вы же у царя взяли любимую цареву вотчину славной и красной Азов град и рыбной двор. Напали вы на него, аки волки гладныя, и не пощадили вы в нем никакова мужеска возраста, ни стара ни мала, дондеже и владетелей, – посекли всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. И теперво сидите в нем. Разделили вы государя царя турсково тем Азовым городом со всею ево ордою крымскою и нагайскою воровством своим. А та у него орда крымская - оборона его великая на все стороны страшная. Второе, – разлучили его с карабелным пристанищем. Затворили вы тем Азовом городом все море Синее : не дадите проходу по морю ни кораблем, ни катаргам царевым ни в которые поморские городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чево вы конца в нем дожидаетесь? Крепкие, жестокия казачьи сердца ваши! Очистите вотчину царя турсково Азов город в ночь сию, не мешкая. А что есть у вас в нем вашего сребра и злата, то понесите без страха из Азова вон с собою в городки свои казачьи к своим товарыщем, а на отходе ничем вас не тронем. А есть ли толко вы из Азова города сея нощи вон не выдете, не можете завтра от нас живы быти. Хто вас может, злодеи-убийцы, укрыть или заступить от руки ево такия силныя и от великих таких, страшных, непобедимых сил его, царя восточново турсково? Кто постоит ему? Несть ему никово ровна или подобна величеством и силами на свете! Единому лише повинен он богу небесному и един лише он верен страж гроба божия43, по воли ж божии: избра его Бог на свете едина от всех царей. Промышляйте себе в нощь сию животом своим, не умрите от руки царя турсково смертью лютою, своею волею. Он, великий государь восточной турской царь, не убийца николи вашему брату вору, казаку и разбойнику. Ему бы то, царю, честь достойная, что победить где царя великаго и равна своей чести, а ваша ему не дорога кровь разбойничя. А есть ли вы уже пересидите в Азове нощь сию через цареву такую милостивую речь и заповедь, – приймем завтра град Азов и вас в нем, воров-разбойников, яко птицу в руце свои возмем и отдадим вас, воров, на муки лютыя и грозныя. Раздробим всю плоть вашу разбойничю на крошки дробныя! Хотя бы вас, воров, в Азове городе сидело 40 000, ино силы с пашами под вас прислано болши 300 000. Несть столько и волосов на главах ваших, сколько силы турецкие под Азовым городом. Видите вы и сами, глупые воры, очима своима силу его великую неизчетну, как они покрыли всю степь вашу казачю великую. Не могут, чаю, и с высоты, з города очи ваши видети другово краю сил наших. Не перелстит через силу нашу турецкую никакова птицы паряща, устрашится людей от много множества сил наших, вся валится с высоты на землю. Аще б восхотел государь нашь царь турецкими своими силами великими пленити государство перситцкое, и он его, государь такими людми в три дни взял или б землю его разорил. И то вам ворам, даем ведать, что от царства вашего Московскаго никакой вам помощи и выручи не будет, ни от царя, ни от человек русских. На что вы, воры глупыя, надежны? Запасу вам хлебнаго с Руси николи не пришлють. А есть ли вы, люди божии, служить похочете, казачество свирепое, волное, государю нашему царю Ибрагиму салтану, его величеству, принесите тако ему, царю, винныя свои головы разбойничи в повиновение на службу вечную. Радость будет: отпустит вам государь наш турецкой царь и паши его вси ваши казачи грубости прежние и нонешние и взятье азовское. Пожалует вас, казаков, он, государь наш турецкой царь, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь турецкой царь, многим и неисчетным богатством, учинит вам, казаком, у себя во Цареграде покои великии во веки, положит на вас на всех казаков плате свое златоглавое, печати подаст вам богатырские золоты с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казакомь, в государьстве его во Цареграде будет кланятся, станут вас всех, казаков, называти - Дону славнаго рыцари знатныя, казаки избранныя. И то ваша слава казачья вечная в веце сем, от востоку до западу. Станут вас называти во веки все орды бусурманския и еллинские, и перситцкие святорускими богатырями, што не устрашились вы своими людми малыми - 5000 страшных таких великих и непобедимых сил царя турского, – 300 000 одной той ево пописанной силы, окроме люду волново и черных мужиков, а тех у нас и щету нет и пописати такова их множества, яко травы на поле или песку на море. Дождались мы к себе полкы под город в жестосердии нашем. Каков перед вами славен и силен, и многолюден, и богат перситцкой царь, владетель поставлен от бога надо всею великою Персидою и над богатою Индеею! Имеет он, государь, у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь, и тот шах персицкой царь, впрям николи не стоит на ноли против царя турского и не сидят ево люди персидския противу нашей силы в городкех своих, ведая они наше свирепство, и безстрашие, и гордость». Ответ наш казачей из Азова города турецким и розных языков и вер толмачам и голове языческому: «О, прегордыи и лютыи варвары! Видим мы всех вас и до сех мест и про вас ведаем, силы и пыхи царя турсково все знаем. И видаемъся мы с вами, турками, почасту на море и за морем, и на сухом пути. Знакомы уже вы нам! Ждали мы вас, гостей к себе под Азов город дни многия. Где полно ваш Ибрагим турской царь ум свой дел? Позор его конечной будет! Или у него, царя, не стало за морем злата и сребра, то он прислал под нас, казаков, для кровавых казачих зипунов наших четырех пашей своих? А с ними, сказываете, что под нас прислано рати турецкие одной его пописи 300 000. То мы и сами впрямь видим и ведаем, что есть столько силы его под нами, с 300 000 люду боевово, окроме мужика чорново и охотника. Тех впрямь людей много: что травы на поле или песку на море. Да на нас же нанял ваш турсцкой царь из 4 земель немецких салдатов 6000, да многих мудрых подкопщиков, а дал им за то казну великую для смерти нашей. Добивался голов казачих! И то вамь, туркомь, самим давно ведомо, что у нас по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших. Хотя он у нас, турецкой царь, Азов и взятьем возметь такими своими великими турецкими силами и наемными людьми немецкими, умом немецким и промыслом, а не своим царевым дородством и разумом, не большая та и честь будет ево, царева, турскаго имяни, что возмет нас, казаков, в Азоте городе. Не избудет он тем на веки и не изведет казачья имяни и прозвища, и не запустеет Дон головами нашими! А на взыскание смерти нашей з Дону удалые молотцы к вам тотчас будут под Азов все, не утечи будеть пашамь вашим от них и за море. А есть ли толко нас избавит Бог от руки ево такия силныя, отсидимся от вас в осаде в Азове городе от великих таких сил его, от 300 000 человек, людми своими малыми, всево нас, казаков, в Азове сидит 5000, срамно то будет царю вашему турскому и вечной стыд и позор от его братьи, от всех царей и королей немецких. Назвал от высока сам себя, будто он выше всех земных царей, а мы люди божьи, надежа у нас вся на бога и на матерь божию богородицу и на иных угодников и на всю братию и товарыщей своих, которые у нас по Дону в городках живут, – те нас выручат. А холопи мы природные государя царя християнскаго царьства Московскаго, а прозвище наше вечно - казачество донское волное и безстрашное! Станем мы с ним, царем турским, битца, что с худым свиным пастухом наймитом. Мы собе казачество волное исповедаем и живота своего не разсужаем , не страшимся того, что ваши силы великия: где бывают рати великия, тут ложатся трупы многия! Веть мы люди божии, а не шаха персидского, что вы, будто женок, засыпаете в городех их горами высокими, а нас, казаков, от веку нихто в осаде живых не имывал, а горою вам к намь итти моторно. Вы наш промысл над собою сами увидите. Хотя нас, казаков, в осаде сидить не много, только 5000, а за божиею помощию не боимся сил ваших великих 300 000 и немецких всяких промыслов. Гордому ему бусурману царю турскому и пашам вашим Бог противитца за ево такия слова высокие. Ровен он, собака, смрадной пес, ваш турской царь, богу небесному у вас в титлах пишется. Как он, бусурман поганой, смеет так в титлах писатся и подобитися вышнему? Не положил он, похабной бусурман, поганый пес, скаредная собака, бога себе помощника, обнадежился он на свое тленное богатество, вознес отец его сатана гордостию до неба, опустит его за то Бог с высоты в бездну во веки. И от нашей казачи руки малыя срамота, и стыд, и укоризна ему вечная будет, царю вашему турскому, и пашам, и всему войску. Где ево рати великия топере в полях у нас ревут и славятся, а завтра в том месте у вас будут вместо игор ваших горести лютые и плачи многие, лягут от рук наших ваши трупы многие. И давно у нас в полях наших летаючи, хлехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серыя, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего бусурманского трупа ожидаючи. Преж сего накормили мы их головами вашими, как Азов взяли, а топерво вам от нас опять хочется товож, чтоб плоти вашея мы тех зверей накормили, – и то вам будет по прежнему! А красной хорошей Азов город взяли мы у царя вашего турского не разбойничеством и не татиным промыслом, взяли мы Азов город впрямь в день, а не ночью, дородством своим и разумом для опыту, каковы его люди турские в городех от нас сидят. А мы сели в Азове людми малыми, розделясь с товарыщи нароком надвое, для опыту ж – посмотрим мы турецких умов и промыслов! А все то мы применяемся к Еросалиму и Царюграду. Хочетца нам також взяти Царьград, то государьство было християнское. Да вы ж, бусурманы, нас жалеете, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебново, ни выручки, а сказываете нам, бутто к вам из государьства Московскаго про нас о том писано. И мы про то сами без вас, собак, ведаем, какие мы в Московском государьстве на Руси люди дорогие, ни х чему мы там не надобны, очередь мы свою за собою сами ведаем. А государьство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди, паче всех иных государьств и орд бусорманских, персидцких и еллинских, аки в небе солнце. А нас на Руси не почитают и за пса смердящаго. Отбегаем мы ис того государьства Московскаго, из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых, да зде прибегли и вселились в пустыни непроходней, взираем на Христа, бога небеснаго. Кому об нас там потужить? Ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали. Кормит нас, молодцов, на поли Господь Бог своею милостию во дни и в нощи зверми дивиими да морскою рыбою. Питаемся мы, аки птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни в житницы збираем. Так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем – то вам самим ведомо! А жены себе красныя и любимыя водим и выбираем от вас же из Царяграда, а с женами детей с вами вместе приживаем. А се мы взяли Азов город своею волею, а не государьским повелением, для казачих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных. И за то на нас, холопей своих далных, государь наш зело кручиноват, и мы зело боимся от него, великого государя, казни смертныя за взятье азовское. А государь наш великий, и праведный, и пресветлый царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа России самодержец и многих государьств и орд государь и обладатель: много у него, великого государя, в вечном холопстве таких бусорманских царей служат ему, великому государю, как и ваш Ибрагим, турской царь. Толко он, государь наш великий, пресветлый и праведный царь, чинит по преданию святых отец, не желает пролития кровей ваших бусорманских. Довольно он, великий государь, богат от бога данными своими царьскими оброками и без вашего бусорманского скареднаго богатства собачья.
“Историческая повесть об Азове” — посла, грека Фомы Кантакузина, и его толмача Осанки, издевавшегося над казаками, отвозившими из-под Азова в судах тела погибших товарищей: “Тепере-де перед нами казаков из-под Азова погибших возят каюками, а станут-де возить и бударами”. Истинной же причиной казни послужила посылка Кантакузиным тайных агентов в Азов с сообщением о намерениях казаков взять крепость. Подробно описаны и два подкопа, которые подвел под город казак Иван, выходец из “немецкой земли”. В заключение рассказано о явлении казакам Иоанна Предтечи и Богородицы, предсказавших им победу.
Сведения, изложенные в повести, полностью совпадают с казачьими документами и с войсковой отпиской от 3 декабря 1637 г. Автором произведения, скорее всего, был кто-то из служащих казачьей войсковой канцелярии, участвовавший во взятии Азова. Кроме того, он проявил знание истории и литературы, ему известно и об Александре Македонском, и о последнем византийском императоре Константине. В повести присутствует как литературный слог древнерусских воинских повестей, так и живая разговорная речь, переходящая местами в ритмическую прозу. Повесть была популярна в Древней Руси: до нас дошло около тридцати списков.
Второй по времени была написана “Особая повесть об Азове”, рассказывающая о событиях, происшедших между 18 июня 1637 г. и 24 июня 1641 г. В 1638 г. Султан Мурад IV приказал крымскому хану Бегадыр Гирею осадить Азов силами татар, ногаев и черкес. Турки поддерживали их с моря, сосредоточив в Керченском проливе 60 крупных судов. Войско Донское вступило с ними в бой на 40 стругах, но было разбито. Татарское войско не владело приемами осадной войны и под ударами казаков вынуждено было уйти из-под Азова.
Повесть состоит из двух частей. В первой читается запись о нескольких чудесах, происшедших в Азове от чудотворных икон. Вторая часть представляет собой подробную запись отдельных событий: об удачном походе казаков в стругах на море в 1637 г., о походе весной 1638 г., когда казаки хитростью крымского хана оказались запертыми в лимане. Затем следует известие о приходе крымского хана под Азов и осаде 1638 г. Хронологическое изложение здесь перебито сообщением о взятии казаками в 1639 г. турецкого корабля. Большое место в повести занимают переговоры казаков с крымским ханом. Почти все рассказанное в повести подтверждается казачьими документами, составляющими сейчас архивные Донские дела. С. другой стороны, изложение повести близко по жанру к летописным записям. Не исключено, что у казаков велся свой “летописчик”, послуживший, наряду с документами, источником для автора произведения. “Особая повесть” дошла до нас только в одном списке.
Возможно, что следующей была написана “Документальная повесть об Азовском осадном сидении”, носящая в первоначальном виде заглавие “Сказание о прохождении Крымского царя и турских пашей и о их приступах ко граду Азову” и подзаголовок “Список к записке с распросных речей слово в слово”. Известно около десяти ее списков. Для “Документальной повести” характерно отсутствие лиризма, эмоционально-экспрессивной прямой речи, образных сравнений. Ей присуще точное и полное изложение главнейших событий четырехмесячной осады Азова, во время которой турки, сбив артиллерийским огнем стены и башни крепости, разбив церкви и дома “под подошву”, не смогли взять города, а казаки, потерявшие три из пяти тысяч. защитников, не согласились сдать Азов туркам за большой выкуп. Так же кратко рассказано о “чудесах”, происходивших во время осады: казаки видят во сне “жену прекрасну в багряной ризе” — Богородицу, “мужа древна, власата, боса” — Иоанна Предтечу, от образа которого текут слезы. Богородица и Иоанн, считавшийся покровителем казаков, “их, атаманов и казаков, от иноплеменных от поганых заступающа и на поганыя помогающа”. “Документальная повесть” построена на материале “распросных речей”, записанных в Посольском приказе в Москве, на что указывает концовка вступления к повести: “...и в Посольском приказе про всякие вести по государеву указу печатник и думный дьяк Федор Федорович. Лихачев их роспрашивал, а в роспросе сказали атаман с товарищи”. По-видимому, повесть была написана вскоре после приезда в Москву казачьего посольства (“станицы”) во главе с атаманом Наумом Васильевым в октябре 1641 г. В период подготовки Земского собора 1642 г. она должна была сыграть определенную роль в агитации за принятие Азова “под царскую руку” и оказание казакам военной помощи. Однако, когда обсуждение азовского вопроса стало особенно гласным и была распространена официальная правительственная “роспись” с изложением государственной позиции, такого краткого сочинения, каким была “Документальная повесть”, оказалось недостаточно, чтобы повлиять на общественное мнение, и казаки заменили ее эмоционально и художественно выразительной “Поэтической повестью об Азовском осадном сидении”.
“Поэтическая повесть” занимает центральное место среди произведений, повествующих об азовской эпопее. Она написана талантливым автором, создавшим произведение большой художественной ценности. Ход осады изложен в повести исторически достоверно, что подтверждается не только документами, составленными в канцелярии войска Донского, но и записками турецкого путешественника Эвлия Эфенди, находившегося в лагере осаждавших Азов турок. Но документально точное изложение событий облечено в форму, близкую к устному народному творчеству, бытовавшему в казачьей среде. Так, сообщая о приходе под Азов 300-тысячной турецкой армии, автор рисует выразительную картину: “Где у нас была степь чистая, тут стали у нас однем часом, людми их многими, что великия непроходимыя леса темные. От силы их турецкие и от уристания конского земля у нас под Азовом погнулась, и из реки у нас из Дону вода на бреги выступила...” Изнемогая и не надеясь на помощь Москвы, осажденные казаки просят прощения у царя Михаила Федоровича, у церковных властей, у всех христиан и у окружающей их родной природы: “Простите нас, леса темные и дубравы зеленые. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Прости нас, море Черное. Прости нас, государь наш тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать”. Трагические эпизоды обороны Азова давали автору возможность придать казакам черты былинных богатырей.
Повесть использует форму “казачьей отписки”, документа, поданного казаками в Посольский приказ. В самой повести цитируются “документы” — послания турецкого султана и ответ на него казаков, в котором они в традициях подлинных казачьих дипломатических посланий обращаются к султану с бранью и угрозами, называют его “худым свиным пастухом”, “поганым псом”, “скаредной собакой” (вспомним титулы султана из знаменитого письма запорожцев, написанного во второй половине XVII в.).
Намерение израненных и увечных казаков основать монастырь, где игуменом станет атаман, а строителем — есаул, — не эффектная литературная концовка повести, а отражение подлинной ситуации: казаки действительно имели два монастыря, в которых, как правило, кончали жизнь члены этой военной корпорации.
Наряду с лирико-поэтическими пассажами повести в ней, как в публицистическом произведении, политические вопросы занимают одно из главных мест. Взятие Азова казаками рассматривается не только как избавление Московского государства от набегов татар и турок, но и как предпосылка для окончательного разгрома Турции. В повести обнажены те социальные и политические противоречия, которые в предыдущих повестях азовского цикла еще не сформулированы. Во-первых, это вопрос о двойственном положении казаков, с одной стороны, защитников южных границ, с другой — беглых холопов, которых на Руси “не почитают и за пса смердящего”; во-вторых — противоречивая политика московского правительства, использующего военные силы казаков, но отказывающего им в открытой политической и дипломатической поддержке.
“Поэтическая повесть” была написана в конце декабря 1641— начале января 1642 г. накануне созыва Земского собора и призвана была художественными средствами подкрепить политическую позицию казаков, тем более что участники казачьего посольства были лишены в Москве свободы передвижения и не допущены на собор. Они имели доступ только в Посольский приказ, служащие которого, вероятно, сыграли немалую роль в распространении казачьего сочинения.
С большой долей определенности автором повести можно считать члена посольства, есаула и войскового дьяка Федора Ивановича Порошина. Этот грамотный, начитанный человек в прошлом был холопом крупного государственного деятеля Н. И. Одоевского. Возможно, именно на службе у Одоевского Федор Порошин приобрел знание литературы и писательские навыки, пригодившиеся ему в деятельности казачьего канцеляриста и писателя. 28 сентября 1640 г., в период подготовки обороны Азова, он написал царю отписку, в которой в довольно смелом тоне высказал соображения о необходимости помощи казакам со стороны Москвы и принятия Азова в царскую вотчину. Отписка вызвала гнев царя. В феврале 1642 г. после решения правительства относительно судьбы Азова Федору Порошину не разрешили вернуться на Дон. Припомнив ему старые вины, царь указом от 21 февраля лишил его царского жалованья и сослал в Сибирь.
“Поэтическая повесть” довольно часто встречается в древнерусских рукописях, ученым известно более двадцати ее списков.
Последней в ряду Азовских повестей стоит “Сказочная повесть”. Она создавалась в 70—80-х гг. XVII в., когда донское казачество перестало быть военной корпорацией относительно равных и свободных людей. Оно разделилось на зажиточных низовых и “голутвенных” верховых казаков. Повесть получает название “История о Азовском взятье и осадном сидении от турского царя Брагима донских казаков, атамана Наума Васильева и есаула Ивана Зыбина с товарищи лета 7135 (1627) году” (дата ошибочна). Автор “Сказочной повести” использовал некоторые мотивы “Исторической повести”, ввел в нее большой фрагмент из “Поэтической повести” и дополнил эту литературную основу большим количеством легенд, устных преданий, песен, почерпнутых из казачьего фольклора. Прологом служит история пленения дочери азовского паши, предназначенной в жены крымскому хану Старчию, за которую казаки получают большой выкуп. Казаки берут Азов хитростью, проникнув в город под видом купцов, спрятав в возах вооруженных людей (этот мотив встречается в песнях о Степане Разине). Рассказ об осаде Азова насыщен множеством занимательных эпизодов: о казачьих вылазках, когда они, переодетые в турецкое платье, проникают во вражеский лагерь и убивают крымского хана Старчия; об устройстве механизма, с помощью которого осажденные таскают на городские стены подкапывающихся под них турок; о гибели есаула Ивана Зыбина, тело которого турки привязали к коню и о котором плакала его жена-турчанка. Большинство эпизодов — несомненный вымысел, но часть из них соответствует действительности и известна из воспоминаний участников осады.
Как и в ранних повестях, в “Сказочной повести” фигурируют небесные силы — Иоанн Предтеча и Богородица; их вмешательством и объясняется внезапное бегство турок из-под Азова. Казаки, покинув Азов, основывают монастыри Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца, ставят на Дону три города. Повесть могла быть написана как в Москве, так и на Дону. Она не преследовала каких-либо злободневных агитационных целей, а была скорее беллетристическим произведением, близким к вымышленным повестям нового времени.
Повесть известна в пяти списках, три из которых датируются XVIII и даже XIX в.
ПОВЕСТЬ, СИРЕЧЬ ИСТОРИЯ О АЗОВСКОМ СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ 5 000 ПРОТИВ ТУРОК 300 000
То были они пинарщики, которые делать умеют всякие приступныя мудрости и ядра чиненыя огненныя, и они которые мудрости умеют. А снаряду было с пашами под Азовым пушек больших ломовых 120 пушек. А ядра у них были велики, в пуд, и в полтора, и в два пуда ядро. Да мелково наряду было с ними всяких пушек и тюфяков 674 пушки, окроме верховых пушек огненных, а верховых с ними было 32 пушки. А весь наряд был прикован на чепях, бояся того, чтоб мы на выласках, вышед, у них того снаряду не отбили и в город бы ево не взяли. А было с пашами под нами всяких воинских собраных людей всяких розных земель и вер царя турского, его земли и розных земель: 1 – турки, 2 – крымцы, 3 – греки, 4 – серби, 5 – арапы, 6 – можары22, 7 – буданы23, 8 – олшаны24, 9 – арнауты25, 10 – волохи26, 11 – мутьяня 27, 12 – черкасы 28, 13 – немцы. И всего с пашами и с крымским царем людей было, по спискам их, браного мужика, окроме вымышлеников немец и черных мужиков и охотников, 256 000. А збирался турской царь на нас, казаков, за морем ровно 4 годы, а на пятой год он пашей своих и крымского царя под Азов прислал. Июня в 24 день в первом часу дни пришли к нам паши его под город. И крымской царь наступил на нас со всеми великими турецкими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны: где у нас была степь чистая, тут стала у нас однем часом, людми их многими, что великие и непроходимые леса темныя. От силы их многия и от уристанья их конского земля у нас под Азовым потреслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на береги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла. И почали они, турки, по полям у нас шатры свои турецкия ставить. И полатки многия, и наметы великия, и дворы болшия полотняныя, яко горы высокия и страшныя, забелелися. И почали у них в полкех их быти трубли великия в трубы большие, и игры многия, и писки от них в полках пошли великия и несказанныя голосами страшными их бусурманскими. И после того в полкех их почела быти стрелба пушечная и мушкетная великая: как есть стала гроза великая над нами страшная, бутто гром велик и молния страшная ото облака бывает с небеси. От стрелбы их стал огнь и дым до неба. И все наши градные крепости потряслися от стрелбы их той огненной. И солнце померкло во дни том и, светлое, в кровь претворися. Как есть наступила тма темная. И страшно добре нам стало от них в те поры, трепетно и дивно их несказанной и страшной и дивной приход бусурманской нам было видети. Никак непостижимо уму человеческому: в нашем возрасте того было не слышати, не токмо что такую рать великую, страшную и собранную очима кому видети. Близостью самою к нам они почали ставитца за полверсты малые от Азова города. Их яныческие головы строем их идут к нам под город великими болшими полки. Головы их и сотники, отделяся от них, пред ними идут пеши жь. Знамена у них яныченския велики неизреченно, черны. В себе знамяна, яко тучи страшныя, покрывают людей. Набаты у них гремят многие и трубы трубят, и в барабаны бьют в велики и несказанны. Ужасно слышати сердцу всякому их бусурманская трубля, яко звери воют страшны над главами нашими розными голосами. Ни в каких странах ратных таких людей не видали мы, и не слыхано про такую рать от веку. Подобно тому, как царь греческий приходил под Трояньское государство со многими государьствы и тысочи. 12 их голов яныческих пришли к нам самою близостию к городу и осадили нас они, пришедши, накрепко. Стекшися, они стали круг Азова города во восмь рядов, от реки Дону захватя до моря рука за руку. И патожки они свои потыкали и мушкеты свои по нас прицелили. Фетили у всех яныченей кипят у мушкетов их, что свещи горят. А у всякаго головы в полку яныченей по 12 000. И бой у них у всех огненной, плате на них на всех головах яныческих златоглавое, а на яныченях на всех збруя их одинакая красная, яко зоря кажетца, пищали у них у всех долгие турские з жаграми, а на главах у всех яныченей шишяки , яко звезды кажются. Подобен их строй строю салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали немецких два полковника с салдатами, а в полку у них салдат 6000. Тогож дни на вечер, как пришли турки к нам под город, прислали к нам паши их турские толмачей своих бусурманских, персидцких и еллинских, а с ними, толмачами, говорить прислали с нами голову яныченскаго перваго от строю своего пехотнаго. И почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турскаго и от четырех пашей ево, и от царя крымскаго речью глаткою: «О люди божии, царя небесного! Никем вы в пустынях водими или посылаеми, яко орли парящие без страха по воздуху летаете и яко лви свирепыи в пустынях рыскаете, казачество донское и волное и свирепое, соседи наши ближние и непостоянные нравы, лукавы пустынножители, неправии убийцы и разбойницы непощадны! Как от века не наполните своего чрева гладново? Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили есте вы на такую великую десницу высокую, на государя царя турсково. Не впрям вы еще на Руси богатыри светоруские нарицаетесь: где вы, воры, теперво можете утечи от руки ево страшныя? Птицею ли вам из Азова лететь? Осаждены вы теперво накрепко. Прогневали вы Мурата салтана царя турского, величество ево. Первое, – вы у него убили на Дону чесна мужа греческаго закона, турского посла Фому, приняв ево с честию в городки свои, а с ним побили вы всех армен и гречан, для их сребра и злата. А тот посол Фома послан был от Царяграда ко царю вашему для великих царственных дел. Да вы же у царя взяли любимую цареву вотчину славной и красной Азов град и рыбной двор. Напали вы на него, аки волки гладныя, и не пощадили вы в нем никакова мужеска возраста, ни стара ни мала, дондеже и владетелей, – посекли всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. И теперво сидите в нем. Разделили вы государя царя турсково тем Азовым городом со всею ево ордою крымскою и нагайскою воровством своим. А та у него орда крымская - оборона его великая на все стороны страшная. Второе, – разлучили его с карабелным пристанищем. Затворили вы тем Азовом городом все море Синее : не дадите проходу по морю ни кораблем, ни катаргам царевым ни в которые поморские городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чево вы конца в нем дожидаетесь? Крепкие, жестокия казачьи сердца ваши! Очистите вотчину царя турсково Азов город в ночь сию, не мешкая. А что есть у вас в нем вашего сребра и злата, то понесите без страха из Азова вон с собою в городки свои казачьи к своим товарыщем, а на отходе ничем вас не тронем. А есть ли толко вы из Азова города сея нощи вон не выдете, не можете завтра от нас живы быти. Хто вас может, злодеи-убийцы, укрыть или заступить от руки ево такия силныя и от великих таких, страшных, непобедимых сил его, царя восточново турсково? Кто постоит ему? Несть ему никово ровна или подобна величеством и силами на свете! Единому лише повинен он богу небесному и един лише он верен страж гроба божия43, по воли ж божии: избра его Бог на свете едина от всех царей. Промышляйте себе в нощь сию животом своим, не умрите от руки царя турсково смертью лютою, своею волею. Он, великий государь восточной турской царь, не убийца николи вашему брату вору, казаку и разбойнику. Ему бы то, царю, честь достойная, что победить где царя великаго и равна своей чести, а ваша ему не дорога кровь разбойничя. А есть ли вы уже пересидите в Азове нощь сию через цареву такую милостивую речь и заповедь, – приймем завтра град Азов и вас в нем, воров-разбойников, яко птицу в руце свои возмем и отдадим вас, воров, на муки лютыя и грозныя. Раздробим всю плоть вашу разбойничю на крошки дробныя! Хотя бы вас, воров, в Азове городе сидело 40 000, ино силы с пашами под вас прислано болши 300 000. Несть столько и волосов на главах ваших, сколько силы турецкие под Азовым городом. Видите вы и сами, глупые воры, очима своима силу его великую неизчетну, как они покрыли всю степь вашу казачю великую. Не могут, чаю, и с высоты, з города очи ваши видети другово краю сил наших. Не перелстит через силу нашу турецкую никакова птицы паряща, устрашится людей от много множества сил наших, вся валится с высоты на землю. Аще б восхотел государь нашь царь турецкими своими силами великими пленити государство перситцкое, и он его, государь такими людми в три дни взял или б землю его разорил. И то вам ворам, даем ведать, что от царства вашего Московскаго никакой вам помощи и выручи не будет, ни от царя, ни от человек русских. На что вы, воры глупыя, надежны? Запасу вам хлебнаго с Руси николи не пришлють. А есть ли вы, люди божии, служить похочете, казачество свирепое, волное, государю нашему царю Ибрагиму салтану, его величеству, принесите тако ему, царю, винныя свои головы разбойничи в повиновение на службу вечную. Радость будет: отпустит вам государь наш турецкой царь и паши его вси ваши казачи грубости прежние и нонешние и взятье азовское. Пожалует вас, казаков, он, государь наш турецкой царь, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь турецкой царь, многим и неисчетным богатством, учинит вам, казаком, у себя во Цареграде покои великии во веки, положит на вас на всех казаков плате свое златоглавое, печати подаст вам богатырские золоты с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казакомь, в государьстве его во Цареграде будет кланятся, станут вас всех, казаков, называти - Дону славнаго рыцари знатныя, казаки избранныя. И то ваша слава казачья вечная в веце сем, от востоку до западу. Станут вас называти во веки все орды бусурманския и еллинские, и перситцкие святорускими богатырями, што не устрашились вы своими людми малыми - 5000 страшных таких великих и непобедимых сил царя турского, – 300 000 одной той ево пописанной силы, окроме люду волново и черных мужиков, а тех у нас и щету нет и пописати такова их множества, яко травы на поле или песку на море. Дождались мы к себе полкы под город в жестосердии нашем. Каков перед вами славен и силен, и многолюден, и богат перситцкой царь, владетель поставлен от бога надо всею великою Персидою и над богатою Индеею! Имеет он, государь, у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь, и тот шах персицкой царь, впрям николи не стоит на ноли против царя турского и не сидят ево люди персидския противу нашей силы в городкех своих, ведая они наше свирепство, и безстрашие, и гордость». Ответ наш казачей из Азова города турецким и розных языков и вер толмачам и голове языческому: «О, прегордыи и лютыи варвары! Видим мы всех вас и до сех мест и про вас ведаем, силы и пыхи царя турсково все знаем. И видаемъся мы с вами, турками, почасту на море и за морем, и на сухом пути. Знакомы уже вы нам! Ждали мы вас, гостей к себе под Азов город дни многия. Где полно ваш Ибрагим турской царь ум свой дел? Позор его конечной будет! Или у него, царя, не стало за морем злата и сребра, то он прислал под нас, казаков, для кровавых казачих зипунов наших четырех пашей своих? А с ними, сказываете, что под нас прислано рати турецкие одной его пописи 300 000. То мы и сами впрямь видим и ведаем, что есть столько силы его под нами, с 300 000 люду боевово, окроме мужика чорново и охотника. Тех впрямь людей много: что травы на поле или песку на море. Да на нас же нанял ваш турсцкой царь из 4 земель немецких салдатов 6000, да многих мудрых подкопщиков, а дал им за то казну великую для смерти нашей. Добивался голов казачих! И то вамь, туркомь, самим давно ведомо, что у нас по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших. Хотя он у нас, турецкой царь, Азов и взятьем возметь такими своими великими турецкими силами и наемными людьми немецкими, умом немецким и промыслом, а не своим царевым дородством и разумом, не большая та и честь будет ево, царева, турскаго имяни, что возмет нас, казаков, в Азоте городе. Не избудет он тем на веки и не изведет казачья имяни и прозвища, и не запустеет Дон головами нашими! А на взыскание смерти нашей з Дону удалые молотцы к вам тотчас будут под Азов все, не утечи будеть пашамь вашим от них и за море. А есть ли толко нас избавит Бог от руки ево такия силныя, отсидимся от вас в осаде в Азове городе от великих таких сил его, от 300 000 человек, людми своими малыми, всево нас, казаков, в Азове сидит 5000, срамно то будет царю вашему турскому и вечной стыд и позор от его братьи, от всех царей и королей немецких. Назвал от высока сам себя, будто он выше всех земных царей, а мы люди божьи, надежа у нас вся на бога и на матерь божию богородицу и на иных угодников и на всю братию и товарыщей своих, которые у нас по Дону в городках живут, – те нас выручат. А холопи мы природные государя царя християнскаго царьства Московскаго, а прозвище наше вечно - казачество донское волное и безстрашное! Станем мы с ним, царем турским, битца, что с худым свиным пастухом наймитом. Мы собе казачество волное исповедаем и живота своего не разсужаем , не страшимся того, что ваши силы великия: где бывают рати великия, тут ложатся трупы многия! Веть мы люди божии, а не шаха персидского, что вы, будто женок, засыпаете в городех их горами высокими, а нас, казаков, от веку нихто в осаде живых не имывал, а горою вам к намь итти моторно. Вы наш промысл над собою сами увидите. Хотя нас, казаков, в осаде сидить не много, только 5000, а за божиею помощию не боимся сил ваших великих 300 000 и немецких всяких промыслов. Гордому ему бусурману царю турскому и пашам вашим Бог противитца за ево такия слова высокие. Ровен он, собака, смрадной пес, ваш турской царь, богу небесному у вас в титлах пишется. Как он, бусурман поганой, смеет так в титлах писатся и подобитися вышнему? Не положил он, похабной бусурман, поганый пес, скаредная собака, бога себе помощника, обнадежился он на свое тленное богатество, вознес отец его сатана гордостию до неба, опустит его за то Бог с высоты в бездну во веки. И от нашей казачи руки малыя срамота, и стыд, и укоризна ему вечная будет, царю вашему турскому, и пашам, и всему войску. Где ево рати великия топере в полях у нас ревут и славятся, а завтра в том месте у вас будут вместо игор ваших горести лютые и плачи многие, лягут от рук наших ваши трупы многие. И давно у нас в полях наших летаючи, хлехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серыя, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего бусурманского трупа ожидаючи. Преж сего накормили мы их головами вашими, как Азов взяли, а топерво вам от нас опять хочется товож, чтоб плоти вашея мы тех зверей накормили, – и то вам будет по прежнему! А красной хорошей Азов город взяли мы у царя вашего турского не разбойничеством и не татиным промыслом, взяли мы Азов город впрямь в день, а не ночью, дородством своим и разумом для опыту, каковы его люди турские в городех от нас сидят. А мы сели в Азове людми малыми, розделясь с товарыщи нароком надвое, для опыту ж – посмотрим мы турецких умов и промыслов! А все то мы применяемся к Еросалиму и Царюграду. Хочетца нам також взяти Царьград, то государьство было християнское. Да вы ж, бусурманы, нас жалеете, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебново, ни выручки, а сказываете нам, бутто к вам из государьства Московскаго про нас о том писано. И мы про то сами без вас, собак, ведаем, какие мы в Московском государьстве на Руси люди дорогие, ни х чему мы там не надобны, очередь мы свою за собою сами ведаем. А государьство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди, паче всех иных государьств и орд бусорманских, персидцких и еллинских, аки в небе солнце. А нас на Руси не почитают и за пса смердящаго. Отбегаем мы ис того государьства Московскаго, из работы вечныя, ис холопства неволнаго, от бояр и от дворян государевых, да зде прибегли и вселились в пустыни непроходней, взираем на Христа, бога небеснаго. Кому об нас там потужить? Ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали. Кормит нас, молодцов, на поли Господь Бог своею милостию во дни и в нощи зверми дивиими да морскою рыбою. Питаемся мы, аки птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни в житницы збираем. Так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем – то вам самим ведомо! А жены себе красныя и любимыя водим и выбираем от вас же из Царяграда, а с женами детей с вами вместе приживаем. А се мы взяли Азов город своею волею, а не государьским повелением, для казачих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных. И за то на нас, холопей своих далных, государь наш зело кручиноват, и мы зело боимся от него, великого государя, казни смертныя за взятье азовское. А государь наш великий, и праведный, и пресветлый царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа России самодержец и многих государьств и орд государь и обладатель: много у него, великого государя, в вечном холопстве таких бусорманских царей служат ему, великому государю, как и ваш Ибрагим, турской царь. Толко он, государь наш великий, пресветлый и праведный царь, чинит по преданию святых отец, не желает пролития кровей ваших бусорманских. Довольно он, великий государь, богат от бога данными своими царьскими оброками и без вашего бусорманского скареднаго богатства собачья.
А есть ли бы на то его государьское повеление было и восхотел бы он, великий государь, ваших бусурманских кровей разлития и градом вашим бусурманским разорения за ваше бусурманское к нему, великому государю, неисправление, хотя бы он, великий государь наш, на вас на всех босурман велел быть войною одной своей украине, которые люди живут в украинских городех по валу от рубежа крымского и нагайского, и тут бы собралось его государевых русских людей с одной той украины болши легеона тысящь. Да и такия ево государевы люди руския украиньцы, что они жестоки на вас будут и алчны, аки львы яростные и неукротимые, и хотя поясти вашу живую плоть босурманскую. Да держит их и не повелит им на то десница ево царьская. А в городех во всех украинских под страхом смертным, а царевым повелением держат их воеводы государевы. Не укрылся бы ваш Ибрагим турской царь от руки ево государевы и от жестосердия людей ево государевых и во утробе матери своей, и утробу бы ея роспороли, да перед лицем бы ево царевым поставили. Не защитило бы ево, царя турскаво, от руки ево государевы и от ево десницы высокия и море Черное. Не удержало бы людей ево государевых! И был бы за ним, великим государем, однем летом Ерусалим и Царьград по прежнему, а в городех бы турецких во всех не стоял бы камень на камени от промыслу русского. Да вы же нас зовете словом царя турского, чтобы нам служить ему, царю турскому, а сулите нам от него честь великую и богатство многое. А мы люди божии, а холопи государя царя московского, а се нарицаемся по крещению православные крестьяне . Как служить можем ему, царю турскому неверному, оставя пресветлой здешней свет и будущей? Во тму итти не хощем! Будем впрямь мы ему, царю турскому, в слуги надобны, и как мы отсидимся от вас в Азове городе, побываем мы у него, царя, за морем под ево Царемградом, посмотрим мы Царяграда строение и красоты ево. Там с ним, царем турским, переговорим речь всякую, – лише бы ему, царю, наша казачья речь полюбилась! Станем мы служить ему, царю, пищалми казачими, да своими сабелки вострыми. А ныне нам с вами и с пашами вашими и говорить нечево, да и не с кем. Как предки ваши, бусорманы поганые, учинили над Царемградом, взяли взятьем его, убили они государя царя крестьянского Констянтина благовернаго, побили в нем крестьян многия тмы тысящи, обагрили кровию нашею крестьянскою все пороги церковныя, искоренили до конца всю веру крестьянскую, – тако бы и нам учинить над вами, бусорманы погаными, взять бы ныне нам Царьград взятьем из рук ваших бусорманских, убить бы против того вашего Ибрагима царя турского и со всеми его бусорманы погаными, пролити бы ваша кровь бусорманскан нечистая. Тогда у нас с вами в том месте мир поставитца, а тепере нам с вами и говорить больши того нечего. Что мы от вас слышали, то твердо ведаем, а что вы от нас слышали, то скажете речь нашу пашам своим. Нельзя нам миритца или веритца крестьяном з босурманы. Крестьянин побожится душею крестьянскою, и на той правде во веки стоит, а ваш брат, бусорман, побожится верою бусурманскою, а ваша вера бусорманская татарская ровна бешеной собаке, - и потому вашему брату, бусорману, собаке, и верить нельзя. Ради мы в завтра вас подчивать, чем у нас, молотцов, Бог послал в Азове городе. Поедте вы к своим глупым пашам не мешкая, а опять к нам с такою глупою речью не ездите. А манить вам нас, – лише дни даром терять! А хто от вас к нам с такою глупою речью впредь будет, тому у нас под стеною города быть убиту. Промышляйте вы тем, для чего приехали от царя своего турскаго. Мы у вас Азов город взяли головами своими молодецкими, людми немногими, а вы его у нас, ис казачих рук наших, доступайте головами своими туретцкими, многими своими силами. Кому-то у нас на боех поможет бог? Потерять вам под Азовым городом турецких голов своих многия тысящи, а не видать его вам будет из рук наших казачьих и до века. Разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа России самодержец, да вас им, собак, пожалует, то уже ваш будет, на то ево государьская воля». Как от Азова города голова и толмачи приехали в своя турецкия табары к пашам своим и сказали наш ответ, в их полках у них в те поры замешалось: почали в трубы трубить в великия для собрания силы и полков. И после той трубли собранной почали бить в граматы великия и в набаты, в роги и в цебылги почали играть добре жалосно. А все знатно, что готовятся к приступу. А у всей пехоты их салдацкой и яныченской в барабаны бьют тихо. И разбирались они в полках своих, и строились ночь всю до света. Как на дворех уже час дни, почали выступать полки ис станов своих. Знамена у них зацвели и праперы, как есть стали цветы многия. От труб великих и набатов неизреченной визг. Дивен и страшен приход их под Азов город! Никак того уже нельзя страшнее быти. Перво под город к нам пришли к нриступу немецкия 2 полковника с салдатами, а за ними пригаел весь строй пехотной яныческой 150 000, потому и орда вся с пехотою к городу к приступу пришла. Крикнули столь смело и жестоко в приход их первой, приклонили к нам они все знамена свои и покрыли знаменами своими весь наш Азов город. Почали башни и стены топорами рубить и ломами великими ломать, а на стены многия по лестницам взошли: хотели нас взять того часу 1-го своими силами. В те поры уже у нас стала стрелба по них осадная из города, а до тех мест мы им молчали. В огне и в дыму не мочно у нас друг друга видеть: на обе стороны лише дым да огнь стоял, от стрелбы их огненой дым топился до неба. Как есть – страшная гроза небесная, когда бывает гром с молниею! Которые у нас подкопы были отведены за город для их приступного времени, и те наши подкопы от множества их неизреченных сил не устояли – все обвалились, не удержала силы их земля и крепость азовская. И уста наша кровию запеклись, не пиваючи и не едаючи! На тех-то пропастех побито турецкой силы от нас многия тысящи: приведен у нас был весь снаряд на то подкопное место и набит был он весь у нас дробю, железными усечками. Убито у нас под стеною Азова города на том 1-ом приступе в тот 1 день турок 6 голов яныческих, да 2 немецких полковников со всеми салдаты с 6000-ю. В тот же день, вышед, взяли мы у них на вылоске большое знаме царя их турскаго с клеймом ево. Паши его и полковники перво приступали всеми силами в тот 1 день весь день до вечера и зорею вечерною. Убито у них в тот 1 день от нас под городом, окроме 6 голов яныческих и 2 полковников немецких, 23 000, окроме раненых. И мы, казаки, вышед из города, оклали труп мертвой турецкой вкруг города выше пояса. На 2 день в зорю вечернюю опять прислали к нам паши под Азов город толмачей своих, чтоб дать отобрать побитой труп, который побит от нас под стеною Азова города. А давали нам за всякую убитую яныческую голову по золотому червонному, а за голов и за полковников давали по 100 тарелей. И войским за то не постояли им60, не взяли у них ни сребра, ни злата: "Не продаем мы мертваго трупу николи. Не дорого нам ваше сребро и злато, дорога нам слава вечная! То вам, собакам, из Азова города от нас, казаков, игрушка первая, лише мы, молотцы, оружие свое прочистили. Всем вам, бусорманом, от нас то же будет, иным нам вас потчивать нечем – дело осадное!" В тот 2 день боя у нас с ними не было. Отбирали они свой побитой труп целой день до вечера; выкопали они яму побитому своему трупу, глубокой ров, от города на 3 версты, а засыпали ево горою высокою и поставили над ними признаки многия босурманския и подписали на них языки многими разными. И после того в 3 день опять к нам они, турки, под город пришли во всеми своими силами. Толко уже стали они вдали от нас, а приступу к нам не было. Зачали люди их пеши в тот день весть гору высокую, земляной великой вал, выгде многим Азова города. И тою горою высокою хотели нас живых накрыть и засыпать в Азове городе великими турецкими силами. И привели ту гору к нам в три дни. И мы, видя ту гору высокую, горе свое вечное, што от нее наша смерть будет, попрося у бога милости и пречистыя богородицы помощи и у предтечева образа заступления, и призывая на помощь чюдотворцы московские, учиня мы меж собою последнее надгробное прощание друг з другом и со всеми православными крестьяне, малою своею дружиною 5000 пошли к ним из города на прямой бой против 300 000. "Господь, сотворитель небу и земли, не выдай нечестивым создания рук своих. Видим от них, сильных, пред лицем смерть свою лютую: хотят нас живых покрыть горою высокою, видя пустоту нашу и безсилие, что нас в пустынях покинули все православные крестьяна, убоялись лица их страшнаго, великих сил турецких. И мы, бедныя, не отчая себе твоя владычняя милости, видя твоя щедроты великия, за твоею помощию божиею, за веру крестьянскую умираючи, бьемся против сил болших, людей 300 000, за церкви божии, за все государьство Московское и за имя царьское". Положа мы на себя все образы смертныя, выходили к ним на бой и единодушно крикнули, на бой вышед к ним: "С нами бог! Разумейте языцы и покаряйтеся, яко с нами бог!" Как заслышали неверные изо уст наших то слово, что с нами бог, не устоял впрямь ни един человек против лица нашего, побежали все от горы своея высокия. Побили мы их, в тот час вышед, многия тысящи, взяли мы у них в те поры на вылоске на том бою у той горы 16 знамен однех яныческих, да 28 бочек пороху. Тем-то мы их порохом, подкопався под ту их гору высокую, разбросали всю ее, их же побило ею многие тысящы, а к нам их яныченей тем нашим подкопным порохом живых в город кинуло 1400 человек. Та их мудрость земляная с тех мест миновалась. Почали они от нас страшны быти. В рати их почела меж их роздряга быти великая. Паши ж турецкие почали крычать на царя крымского, что не ходит он к приступу с ордою с крымскою. Царево слово к пашам и турченям: "Иже ведомы нравы казачи и обычаи. Приступами нам их николи не имывать – в осадах казаки люди жестокосердые. Под светом таких людей не видано и не слыхано! Развее нам на единую их казачью голову давати своих голов по 1000". По повелению нашей и умышлеников-городоемцов повели яныченя и все их войско и черныя мужики другую гору позади тое, болши прежней: в длину лучных 3 перестрела , а в вышину многим выше Азова града, а широта ей, как можно бросить на нея дважды каменем. И на той горе поставили весь снаряд свой пушечной и пехоту свою всю привели турецкую на ту гору, – 150 000, и орду нагайскую всю с лошадей збили. И почали с той горы из снаряду бить по Азову граду безпрестани день и нощ. И от пушек их аки страшный гром стоял, и огнь и дым топился от них до неба. 16 день и нощей 16 не премолк снарядь их пугаечной ни на единой час! В те поры дни и нощи покоя нам от стрелбы их пушечной не было. Все наши азовские крепости роспались. Стены и башни все, и церковь предтечева, и полаты все до единыя розбили у нас по подошву самую, и снаряд наш пушечной переломали весь. Одна лише у нас во всем Азове городе церковь Николы чюдотворца в полы64 осталась. Потому ея столько осталось, что она стояла внизу добре, у моря под гору. А мы от них сидели по ямам все и выглянуть нам из них нелзе. И мы в те поры зделали себе покой великой в земле под ними: под их валом дворы себе потайныя великие поделали. Ис тех мы потайных своих дворов подвели под них 28 подкопов, под их таборы, и теми мы подкопами себе учинили прямую избаву великую: выходили мы нощною порою на их пехоту яныческую, побивали мы их тем множество. Теми своими нощными выласками на их пехоту турецкую положили мы великой страх и урон болшой учинили в людех их. И после того паши турецкие, смотря на нашй те подкопные мудрости и осадные промыслы, повели они уже напротив к нам из своих табор 17 подкопов своих и хотели оне теми подкопами приттить к нам в ямы наши, да нас подавить своими людми великими. И мы милостию божиею устерегли все те подкопы их и и под их подкопы зделали свои подкопы и подкатили пороху, и те их подкопы все взорвало и побило их, турецких людей, многие тысечи. С тех мест подкопная их мудрость вся уж миновалась. Постыли уж им те все подкопные промыслы!
А было от турок всех приступов к нам под город 24 приступа всеми их людми, окроме болшова приступа первово. Таковаго и смелаго и жестоково приступу не бывало к нам, ножами мы с ними резались в тот приступ. Почали уже оне к нам метати в ямы наши ядра огненныя чиненыя и всякие немецкие приступные мудрости. Тем нам они чинили пуще приступов тесноты великия, побивали многих нас и опаливали. А после тех ядер огненных, вымышляя оне над нами умом своим, оставя оне вси уж мудрости, почели нас осиловать и доступать прямым боем, своими силами. Почали оне к нам на приступ присылать на всякий день людей своих, янычен по 10 000 человек, приступают к нам целой день до ночи. Ночь придет, – на перемену им придут другия 10 000 человек, – те уж к нам приступают ночь всю до света. Ни на един час не дадут покою нам! Оне бьются с переменою день и нощь, чтоб тою истомою осилеть нас. И от такова их к себе злого ухищреннаго промыслу, от бессония, и от тяжелых ран своих, и от всяких осадных лютых нуж, и от духу смраднаго от человеческаго трупия, отягчали мы все и изнемогли многими болезнями лютыми осадными. А се в мале дружине своей остались, уж стало переменитца некем, – ни на единой час отдохнуть нам не дадут! И в те поры, отчаявши мы живот свой в Азове городе, в выручке своей безнадежны стали от человек. Толко себе чаем помощи от вышняго бога. Прибежим, бедные, к своему помощнику предтечеву образу, пред ним, светом, розплачемся слезами горкими: "Государь-свет, помощник наш, предтеча Христов Иоанн! По твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, – взяли Азов град, – побили мы в нем всех християнских мучителей и идолослужителей. И твой светов дом, Никола чудотворец, очистили, и украсили ваши чудотворныя образы от своих грешных и недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед вашими образы не бывало. Али мы вас, светов, прогневали чем, что опять хощете итти в руки бусурманския? На вас мы, светов,надеялись, в осаде в нем сидели, оставя всех своих товарыщев. А топерво от турок видим смерть свою лютую. Поморили нас безсонием: 14 дней и 14 нощей с ними безпрестани мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши оборонныя уж не служат нам, от истомы уста наши не глаголют уж, от безспрестанныя стрелбы глаза наши выжгло, в них стреляючи порохом, яаык уж наш во устах наших на бусурман закричать не воротится. Такое наше безсилие – не можем в руках своих никакова оружия держать, почитаем себя уже мы топерво за мертвой труп. З два дни чаю, уже не будеть в осаде сиденья нашего. Топерво мы, бедныя, разставаемся с вашими чюдотворными иконами и со всеми християны православными. Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворныя, за веру християньскую, за имя царьское и все государство Московское. Почали уже мы, атаманы и казаки, и удалые молотцы, и все великое Донское и Запорожское свирепое Войско прощатись: "Прости нас, холопей своих грешных, государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Росии Самодержец. Вели, государь, помянуть души наши грешныя. Простите, государи, вси патриархи вселенские. Простите, государи, вси преосвящеднии митрополиты. Простите, государи, вси архиепископы и епископы. Простите, государи, архимандриты и игумены. Простите, государи, протопопы и вси священницы и дьяконы и вси церковные причетники. Простите, государи, вси мниси66 и затворники. Простите нас, вси святии отцы. Простите, государи, вси християне православные, поминайте наши души грешныя со своими праведными родители. На позор мы учинили государьству Московскому. Простите нас, леса темныя и дубравы зеленыя. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Прости нас, море Черное. Прости нас, государь наш тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать".
Чтоб умереть не в ямах и по смерти б учинить на Руси слава вечная, взяли мы иконы чудотворныя, предтечину, да Николину, да пошли с ними противу бусурманов на выласку. И милостию божиею, и молитвою пречистыя богородицы, и заступлением небесных сил, и помощию их угодников предтечи Иоанна и Николы чудотворца, на выласке явно бусурманов побили, вдруг вышедши больши 6000. И видя то люди турецкие, что стоит над нами милость божия, что ни в чем осилеть не умеют нас, и с тех мест не почали уже присылать к приступу к нам людей своих янычен. А мы от тех мест от бед своих, от смертных врат и ран и от истомы их отдохнули в те дни и замертво повалялись. А после того бою, погодя 3 дни, опять почели к нам толмачи их крычать, чтоб им говорить с нами, а то уж у нас речи не было, потому что язык наш от истомы нашея во устах наших не воротится. И оне, бусорманы, догадалися - к нам на стрелах почали ерлыки метать. А в ерлыках они в своих пишут – просят у нас пустова места азовскаго, а дают за нево выкупу на всяково молотца по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских. – "А в том вам паши и полковники шертують67 душею царя турского, что на отходе ни чем не тронут вас. Подите с сребром и з золотом в свои городки казачи к своим товарыщем, а нам лишь отдайте пустое место азовское". И мы к ним напротив пишем: "Не дорого нам ваше сребро и золото собаче похабное бусурманское, у нас в Азове и на Дону золота и серебра своего много. То нам, молотцомь дорого и надобно, чтоб наша была слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие. Сперва мы сказали вам: дадим мы вам про себя знать и ведать паметно на веки во все ваши краи бусурманские, чтобы вам было сказать, пришед от нас, за морем царю своему турскому глупому, каково приступать х казаку русскому. А сколко у нас в Азове городе розбили кирпичю и камени, и столко же взяли мы у вас турских голов ваших за порчю азовскую. В головах уже, да в костях ваших складем Азов город лутче прежнего! Протечет та наша слава молодецкая во веки по всему свету, что кладем город в головах ваших. Нашел ваш турской царь себе позор и укор до веку. Станем с него имать по всякой год уж вшестеро", После тово уж нам от них полехчало, – приступу уж не было к нам. Сметись оне в своих силах, что их под Азовым побито многия тысящи. А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое, и чистоту телесную и душевную. Многие от нас людие искусные в осаде то видели во сне и вне сна ово жену прекрасну и светлолепну в багрянице светле на воздусе стояще посреди града Азова, ово мужа древна, власата, боса, в светлых ризах, взирающих на полки бусурманские. Та нас, мать божия богородица, не предала в руце бусорманские. И на них нам помощь явно дающе, в слух нам многим глаголюще умилным гласом: "Мужайтеся казаки, а не ужасайтеся! Се бо град Азов от беззаконных агарен зловерием их обруган и суровством их, нечестивых, престол предтечин и Николин осквернен. Не токмо землю в Азове или престолы оскверниша, но и воздух их над ним отемнеша. Торжище тут им ничестиво християнское учиниша: разлучиша мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и матерей. От многово тово плача и рыдания земля вся христианская от них стоняху, а о чистых девах и о непорочных уста моя не могут изрещи, на их поругания смотря. И услыша Бог моление их и плач, виде создание рук своих - православных христиан – зле погибающе, дал вам на бусорман отомщение: предал вам град сей и их в руце ваши. Не рекут нечестивыи: "где есть Бог ваш христианской?" И вы, братие, не пецытеся, отжените весь страх от себя – не пояст вас николи бусорманский меч. Положите упование на бога: приимете венец нетленной от Христа, а души ваши приимет бог. И имате царствовати со Христом во веки". А то мы многия, атаманы и казаки, видели явно, что ото образа Иванна предтеча течаху от очей ево слезы многия по вся приступы, а в первой день в приступное время видеху ланпаду, полну слез от ево образа. А на выласках от нас из града все видеша бусурманы, турки и крымцы и нагаи, мужа храбра и младова во одежде ратной со единем мечем голым на бою Шерть – клятва на Коране. ходяще, множество бусурман побиваше. А наши очи то не видели, лише мы по утру по убитом знаем, что дело божие, не рук наших: пластаны люди турские, изсечены наполы. Сослана на их победа была с небеси, и они о том нас спрашивали: "Скажите нам, казаки, хто у вас из Азова города выезжают к нам в полки наши турецкие два младыя мужика в белых ризах, с мечами голыми? И побивают они у нас нашу силу туретцкую всю и пластают людей наших наполы во всей одежде". И мы про то им сказываем: "То выходят воеводы наши". И всего нашего сиденья в Азове от турок в осаде было июня с 24 числа 149 году до сентября по 26 день 150 году. И всего в осаде сидели мы 93 дни и 93 нощи. А сентября в 26 день в нощи от Азова города турские паши и с турки и крымской царь со всеми своими силами за четыре часа до свету, возметясь окоянны и вострепетась, побежали никем нам гоними с вечным позором. Пошли паши турецкие к себе за море, а крымской царь пошел в орду к себе, черкасы пошли в Кабарду, свое-то нагаи пошли в улусы . И мы как послушали отход их с табор, – ходило нас, казаков, в те поры на таборы их 1000 человек. И взяли мы у них на их таборех в тое пору языков турок и татар живых 10 человек. А болных и раненых застали мы 2000. И нам те языки в роспросе и с пыток говорили все единодушно, от чево в нощи побежали от града паши их и крымской царь со всеми своими силами: "В нощи де в той с вечера было нам страшное видение. На небеси над нашими полки бусурманскими шла великая и страшная туча от Русии, от вашего царства Московскаго. И стала она против самого табору нашего, а перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих держат мечи обнаженные, а грозятся на наши полки бусурманские . В те поры мы их всех узнали. Тою нощию и страшные воеводы азовские во одежде ратной выходили на бой в приступы наши из Азова града, – пластали нас и в збруях наших надвое. От того-то страшного видения [побежали мы] без пашей наших и царя крымского с таборов". А нам, казаком, в ту нощь в вечере видение всем виделось: по валу бусурманскому, где их наряд стоял, ходили тут два мужа леты древними , на одном власяница мохнатая. А сказывают [они] нам: "Побежали, казаки, паши турские и крымской царь ис табор, и пришла на них победа от Христа, сына божия, с небес от силы божии". Да нам же сказывали языки те про изрон76 людей своих, что их побито от рук наших под Азовым городом. Писменнова люду убито однех у них мурзь и татар и янычан 96 000, кроме мужика черного. А нас всех, казаков, в осаде было в Азове граде толко пять тысящ 307 человек, а которые остались мы, холопи государевы, [от] осады той, и те все переранены. Нет у нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидячи, за имя божие и за веру християнскую. А топер мы Войском всем Донским государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа России просим милости, сиделцы азовские и которые по Дону и в горотках живут, холопей своих, чтоб велел у нас принять с рук наших свою государеву вотчину Азов град для светов предтечина и Николина образа, [потому] что им, светом, [у]годно тут всем Азовым градом заступити. И он, государь, от войны от татар [безопасен будет] и во веки, как сядут [его ратные люди] в Азове граде.
А мы, холопи его, которые остались у осады азовские, – все уж мы старцы увечные: с промыслы и боя уже не будет нас. Исе обещание всех нас у предтечева образа в монастыре ево постричись, приняти образ мнишеский. За нас же государь станет бога молить до веку. А за ево государьскою тою к богу верою и ево государьскою высокою рукою оборонью оборонил нас Бог от таких великих турских сил, а не нашим молодецким мужеством и промыслом. А буде государь нас, холопей своих далных, [не] пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова града, – заплакав, нам ево покинути. Подымем мы, грешные, икону предтечеву, да пойдем с ним, светом, где нам он велит. А атамана поставим у ево образа, – тот у нас будет игуменом, а ясаула пострижем, – то[т] нам будет строителем. А мы, бедные, хотя дряхлые все, а не отступим ево, предтечева образа, – помрем все тут до единого! Будет во веки славна лавра предтечева.
Как казаки Азов отстояли (реконструкция 2019 г.)
— Янычарский начальник от имени четырёх пашей и крымского хана передал казакам предложение сдать город. Перед этим он якобы долго рассказывал казакам, какой вред они нанесли турецкому султану, взяв Азов. «Очистите вотчину Азов город в ночь сию не мешкая, — звучал турецкий ультиматум. — Что есть у вас в нём вашего серебра и злата, то несите из Азова города вон с собою в городки свои казачьи, без страха, к своим товарищам. А на отходе ничем не тронем вас. А естли толко вы из Азова города в нощ сию не выйдете, не можете уж завтра у нас живы быти», — рассказал историк.
Кроме того, казакам было предложено принести султану «свои головы разбойничьи в повиновение на службу вечную», и тогда султан обещал их жаловать «честию великою» и обогатить «неизреченным богатством».
В ответ казаки обозвали турецкого султана собакой смрадной, обещали биться с ним как с «худым свиным наемником» и вскорости самим явиться под стены Царьграда.
А было от турок всех приступов к нам под город 24 приступа всеми их людми, окроме болшова приступа первово. Таковаго и смелаго и жестоково приступу не бывало к нам, ножами мы с ними резались в тот приступ. Почали уже оне к нам метати в ямы наши ядра огненныя чиненыя и всякие немецкие приступные мудрости. Тем нам они чинили пуще приступов тесноты великия, побивали многих нас и опаливали. А после тех ядер огненных, вымышляя оне над нами умом своим, оставя оне вси уж мудрости, почели нас осиловать и доступать прямым боем, своими силами. Почали оне к нам на приступ присылать на всякий день людей своих, янычен по 10 000 человек, приступают к нам целой день до ночи. Ночь придет, – на перемену им придут другия 10 000 человек, – те уж к нам приступают ночь всю до света. Ни на един час не дадут покою нам! Оне бьются с переменою день и нощь, чтоб тою истомою осилеть нас. И от такова их к себе злого ухищреннаго промыслу, от бессония, и от тяжелых ран своих, и от всяких осадных лютых нуж, и от духу смраднаго от человеческаго трупия, отягчали мы все и изнемогли многими болезнями лютыми осадными. А се в мале дружине своей остались, уж стало переменитца некем, – ни на единой час отдохнуть нам не дадут! И в те поры, отчаявши мы живот свой в Азове городе, в выручке своей безнадежны стали от человек. Толко себе чаем помощи от вышняго бога. Прибежим, бедные, к своему помощнику предтечеву образу, пред ним, светом, розплачемся слезами горкими: "Государь-свет, помощник наш, предтеча Христов Иоанн! По твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, – взяли Азов град, – побили мы в нем всех християнских мучителей и идолослужителей. И твой светов дом, Никола чудотворец, очистили, и украсили ваши чудотворныя образы от своих грешных и недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед вашими образы не бывало. Али мы вас, светов, прогневали чем, что опять хощете итти в руки бусурманския? На вас мы, светов,надеялись, в осаде в нем сидели, оставя всех своих товарыщев. А топерво от турок видим смерть свою лютую. Поморили нас безсонием: 14 дней и 14 нощей с ними безпрестани мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши оборонныя уж не служат нам, от истомы уста наши не глаголют уж, от безспрестанныя стрелбы глаза наши выжгло, в них стреляючи порохом, яаык уж наш во устах наших на бусурман закричать не воротится. Такое наше безсилие – не можем в руках своих никакова оружия держать, почитаем себя уже мы топерво за мертвой труп. З два дни чаю, уже не будеть в осаде сиденья нашего. Топерво мы, бедныя, разставаемся с вашими чюдотворными иконами и со всеми християны православными. Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворныя, за веру християньскую, за имя царьское и все государство Московское. Почали уже мы, атаманы и казаки, и удалые молотцы, и все великое Донское и Запорожское свирепое Войско прощатись: "Прости нас, холопей своих грешных, государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Росии Самодержец. Вели, государь, помянуть души наши грешныя. Простите, государи, вси патриархи вселенские. Простите, государи, вси преосвящеднии митрополиты. Простите, государи, вси архиепископы и епископы. Простите, государи, архимандриты и игумены. Простите, государи, протопопы и вси священницы и дьяконы и вси церковные причетники. Простите, государи, вси мниси66 и затворники. Простите нас, вси святии отцы. Простите, государи, вси християне православные, поминайте наши души грешныя со своими праведными родители. На позор мы учинили государьству Московскому. Простите нас, леса темныя и дубравы зеленыя. Простите нас, поля чистые и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрые. Прости нас, море Черное. Прости нас, государь наш тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войским не ездить, дикова зверя в чистом поле не стреливать, в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливать".
Чтоб умереть не в ямах и по смерти б учинить на Руси слава вечная, взяли мы иконы чудотворныя, предтечину, да Николину, да пошли с ними противу бусурманов на выласку. И милостию божиею, и молитвою пречистыя богородицы, и заступлением небесных сил, и помощию их угодников предтечи Иоанна и Николы чудотворца, на выласке явно бусурманов побили, вдруг вышедши больши 6000. И видя то люди турецкие, что стоит над нами милость божия, что ни в чем осилеть не умеют нас, и с тех мест не почали уже присылать к приступу к нам людей своих янычен. А мы от тех мест от бед своих, от смертных врат и ран и от истомы их отдохнули в те дни и замертво повалялись. А после того бою, погодя 3 дни, опять почели к нам толмачи их крычать, чтоб им говорить с нами, а то уж у нас речи не было, потому что язык наш от истомы нашея во устах наших не воротится. И оне, бусорманы, догадалися - к нам на стрелах почали ерлыки метать. А в ерлыках они в своих пишут – просят у нас пустова места азовскаго, а дают за нево выкупу на всяково молотца по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских. – "А в том вам паши и полковники шертують67 душею царя турского, что на отходе ни чем не тронут вас. Подите с сребром и з золотом в свои городки казачи к своим товарыщем, а нам лишь отдайте пустое место азовское". И мы к ним напротив пишем: "Не дорого нам ваше сребро и золото собаче похабное бусурманское, у нас в Азове и на Дону золота и серебра своего много. То нам, молотцомь дорого и надобно, чтоб наша была слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие. Сперва мы сказали вам: дадим мы вам про себя знать и ведать паметно на веки во все ваши краи бусурманские, чтобы вам было сказать, пришед от нас, за морем царю своему турскому глупому, каково приступать х казаку русскому. А сколко у нас в Азове городе розбили кирпичю и камени, и столко же взяли мы у вас турских голов ваших за порчю азовскую. В головах уже, да в костях ваших складем Азов город лутче прежнего! Протечет та наша слава молодецкая во веки по всему свету, что кладем город в головах ваших. Нашел ваш турской царь себе позор и укор до веку. Станем с него имать по всякой год уж вшестеро", После тово уж нам от них полехчало, – приступу уж не было к нам. Сметись оне в своих силах, что их под Азовым побито многия тысящи. А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое, и чистоту телесную и душевную. Многие от нас людие искусные в осаде то видели во сне и вне сна ово жену прекрасну и светлолепну в багрянице светле на воздусе стояще посреди града Азова, ово мужа древна, власата, боса, в светлых ризах, взирающих на полки бусурманские. Та нас, мать божия богородица, не предала в руце бусорманские. И на них нам помощь явно дающе, в слух нам многим глаголюще умилным гласом: "Мужайтеся казаки, а не ужасайтеся! Се бо град Азов от беззаконных агарен зловерием их обруган и суровством их, нечестивых, престол предтечин и Николин осквернен. Не токмо землю в Азове или престолы оскверниша, но и воздух их над ним отемнеша. Торжище тут им ничестиво християнское учиниша: разлучиша мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и матерей. От многово тово плача и рыдания земля вся христианская от них стоняху, а о чистых девах и о непорочных уста моя не могут изрещи, на их поругания смотря. И услыша Бог моление их и плач, виде создание рук своих - православных христиан – зле погибающе, дал вам на бусорман отомщение: предал вам град сей и их в руце ваши. Не рекут нечестивыи: "где есть Бог ваш христианской?" И вы, братие, не пецытеся, отжените весь страх от себя – не пояст вас николи бусорманский меч. Положите упование на бога: приимете венец нетленной от Христа, а души ваши приимет бог. И имате царствовати со Христом во веки". А то мы многия, атаманы и казаки, видели явно, что ото образа Иванна предтеча течаху от очей ево слезы многия по вся приступы, а в первой день в приступное время видеху ланпаду, полну слез от ево образа. А на выласках от нас из града все видеша бусурманы, турки и крымцы и нагаи, мужа храбра и младова во одежде ратной со единем мечем голым на бою Шерть – клятва на Коране. ходяще, множество бусурман побиваше. А наши очи то не видели, лише мы по утру по убитом знаем, что дело божие, не рук наших: пластаны люди турские, изсечены наполы. Сослана на их победа была с небеси, и они о том нас спрашивали: "Скажите нам, казаки, хто у вас из Азова города выезжают к нам в полки наши турецкие два младыя мужика в белых ризах, с мечами голыми? И побивают они у нас нашу силу туретцкую всю и пластают людей наших наполы во всей одежде". И мы про то им сказываем: "То выходят воеводы наши". И всего нашего сиденья в Азове от турок в осаде было июня с 24 числа 149 году до сентября по 26 день 150 году. И всего в осаде сидели мы 93 дни и 93 нощи. А сентября в 26 день в нощи от Азова города турские паши и с турки и крымской царь со всеми своими силами за четыре часа до свету, возметясь окоянны и вострепетась, побежали никем нам гоними с вечным позором. Пошли паши турецкие к себе за море, а крымской царь пошел в орду к себе, черкасы пошли в Кабарду, свое-то нагаи пошли в улусы . И мы как послушали отход их с табор, – ходило нас, казаков, в те поры на таборы их 1000 человек. И взяли мы у них на их таборех в тое пору языков турок и татар живых 10 человек. А болных и раненых застали мы 2000. И нам те языки в роспросе и с пыток говорили все единодушно, от чево в нощи побежали от града паши их и крымской царь со всеми своими силами: "В нощи де в той с вечера было нам страшное видение. На небеси над нашими полки бусурманскими шла великая и страшная туча от Русии, от вашего царства Московскаго. И стала она против самого табору нашего, а перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих держат мечи обнаженные, а грозятся на наши полки бусурманские . В те поры мы их всех узнали. Тою нощию и страшные воеводы азовские во одежде ратной выходили на бой в приступы наши из Азова града, – пластали нас и в збруях наших надвое. От того-то страшного видения [побежали мы] без пашей наших и царя крымского с таборов". А нам, казаком, в ту нощь в вечере видение всем виделось: по валу бусурманскому, где их наряд стоял, ходили тут два мужа леты древними , на одном власяница мохнатая. А сказывают [они] нам: "Побежали, казаки, паши турские и крымской царь ис табор, и пришла на них победа от Христа, сына божия, с небес от силы божии". Да нам же сказывали языки те про изрон76 людей своих, что их побито от рук наших под Азовым городом. Писменнова люду убито однех у них мурзь и татар и янычан 96 000, кроме мужика черного. А нас всех, казаков, в осаде было в Азове граде толко пять тысящ 307 человек, а которые остались мы, холопи государевы, [от] осады той, и те все переранены. Нет у нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидячи, за имя божие и за веру християнскую. А топер мы Войском всем Донским государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа России просим милости, сиделцы азовские и которые по Дону и в горотках живут, холопей своих, чтоб велел у нас принять с рук наших свою государеву вотчину Азов град для светов предтечина и Николина образа, [потому] что им, светом, [у]годно тут всем Азовым градом заступити. И он, государь, от войны от татар [безопасен будет] и во веки, как сядут [его ратные люди] в Азове граде.
А мы, холопи его, которые остались у осады азовские, – все уж мы старцы увечные: с промыслы и боя уже не будет нас. Исе обещание всех нас у предтечева образа в монастыре ево постричись, приняти образ мнишеский. За нас же государь станет бога молить до веку. А за ево государьскою тою к богу верою и ево государьскою высокою рукою оборонью оборонил нас Бог от таких великих турских сил, а не нашим молодецким мужеством и промыслом. А буде государь нас, холопей своих далных, [не] пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова града, – заплакав, нам ево покинути. Подымем мы, грешные, икону предтечеву, да пойдем с ним, светом, где нам он велит. А атамана поставим у ево образа, – тот у нас будет игуменом, а ясаула пострижем, – то[т] нам будет строителем. А мы, бедные, хотя дряхлые все, а не отступим ево, предтечева образа, – помрем все тут до единого! Будет во веки славна лавра предтечева.
Как казаки Азов отстояли (реконструкция 2019 г.)
— Янычарский начальник от имени четырёх пашей и крымского хана передал казакам предложение сдать город. Перед этим он якобы долго рассказывал казакам, какой вред они нанесли турецкому султану, взяв Азов. «Очистите вотчину Азов город в ночь сию не мешкая, — звучал турецкий ультиматум. — Что есть у вас в нём вашего серебра и злата, то несите из Азова города вон с собою в городки свои казачьи, без страха, к своим товарищам. А на отходе ничем не тронем вас. А естли толко вы из Азова города в нощ сию не выйдете, не можете уж завтра у нас живы быти», — рассказал историк.
Кроме того, казакам было предложено принести султану «свои головы разбойничьи в повиновение на службу вечную», и тогда султан обещал их жаловать «честию великою» и обогатить «неизреченным богатством».
В ответ казаки обозвали турецкого султана собакой смрадной, обещали биться с ним как с «худым свиным наемником» и вскорости самим явиться под стены Царьграда.
Защитникам крепости пришлось отбить 24 штурма, потерять большую часть защитников, участвовать в неоднократных вылазках против неприятеля и отражать постоянные набеги и попытки взорвать подступы к крепости.
А нынешние реконструкторы взорвали на валах 110 килограмм пороха и Азов вновь окутался дымом сражений, как и 378 лет назад и проходящие мимо суда салютовали гудками героям крепости, а многочисленные зрители поддерживали защитников криками и аплодисментами.
Первый штурм
В первой колонне, которая пошла на штурм Азова основными были наёмные войска, за ними янычары, далее — остальная пехота. Сражение было жарким, но казаки устояли, несмотря на огромные потери. Ещё больше поверженных было у турок. Пушечная пальба, слышимая даже в Черкасском городке, шла каждый день без перерыва.
По версии свидетеля осады, турецкого историка Эвлия Челеби, следующим «утром с молитвами и восхвалениями Аллаху снова был открыт огонь из пушек».
У казаков версия иная: «На другой день с зарёю светлою опять к нам турские под город прислали толмачей своих, чтоб нам дати им отобрати от града побитой их труп, который у нас побит под Азовом, под стеною города… В тот другой день бою у нас с ними не было».
Прав, видимо, все же Челеби. По мусульманскому обычаю мёртвых надо было похоронить в тот же день. Бой шел с рассвета семь часов. После обеда, когда стало ясно, что штурм отбит, оставалось время на переговоры и на похороны убитых.
Турки предложили казакам по золотому червонцу за каждого убитого янычарского воеводу и по сто талеров за полковников. Казаки денег не взяли: «Не продаем мы никогда трупы мёртвые, но дорога нам слава вечная». Но трупы забрать разрешили — была середина лета, и от разложения трупов могла сразу же начаться какая-нибудь эпидемия.
Штурмы продолжались с небольшими перерывами всё лето. В дальнейшем турки решили взять осаждённую крепость с помощью насыпных валов, которые решено было возвести напротив укреплений Азова и стали насыпать земляной вал, который по высоте должен был превышать укрепления крепости.
Минная война
Казаки поняли всю опасность, исходящую от вала. «… И мы, видя ту гору высокую, горе своё вечное, что от нее наша смерть будет», решились на вылазку.
«…Попрося у Бога милости и у пречистые Богородицы помощи и у Предотечина образа, и призывая на помощь чюдотворцы московские, и учиня меж себя надгробное последнее прощение друг з другом и со всеми христианы православными, малою своею дружиною седмью тысящи пошли мы из града на прямой бой противу их трехсот тысящ».
Из города они ударили всеми силами.
Передовые турецкие отряды не ожидали, очевидно, такой дерзости. «…Не устояли впрям ни один против лица нашего, побежали все и от горы своей высокия. Побили мы у них в те поры на выходу, на том бою у той горы, шестнадцать знамен одних яныческих да двадцать воем бочек пороху. Тем то их мы порохом, подкопався под ту их гору высокую, да тем порохом разбросали всю ее. Их же побило ею многия тысящи, и к нам их янычаня тем нашим подкопом живых в город кинуло тысячу пятьсот человек!», — написано об этом событии в Поэтической повести об Азовском осадном сидении.
То есть казаки, использовав подкопы, обратили хитрость турок против них же, пробравшись под землёй под вражеские укрепления и заложив там бочки с порохом.
Отряды янычар были отбиты, а рабочие — «чёрные мужики» с крымского побережья, которые их возводили — дружно разбежались. Казаки с трофеями вернулись в город и уже из города подвели подкоп под вал, а в подкопе поставили 28 бочек пороха. Взрыв же, подбросивший на воздух полторы тысячи янычар, произошёл через несколько дней после вылазки.
Трёхдневный штурм 8–11 июля был отбит. Во время него турки пытались захватить развалины стен примерно 20 раз. Казаки указывали, что отбили 24 приступа.
Далее турецкие войска в течение шести дней возвели новый вал, который позволил бы им артиллерийским огнем разрушить город. Но город уже был разрушен. Да и пороху, видимо, у турок осталось мало. Часть его была захвачена казаками и использована при разрушении первого вала.
Турецкие парламентёры предлагали за «пустое место азовское» «по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских» на каждого участника осады.
Казаки якобы написали в ответ: «Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, у нас в Азове и на Дону своего много. Дорога нам, молодцам, слава вечная по всему свету, что не страшны нам паши ваши и сила турецкая». Источники приводят такие слова казаков: «Когда нам нужен был Азов, то мы его взяли, не торгуясь и не платя денег; когда нам понадобятся деньги, мы за ними сами придём, а коли тебе нужен Азов, попробуй его взять, как брали мы».
Уверенные в победе турки вновь предложили сдать Азов, правда, теперь уже без денег и без оружия. Турецкие условия привели к тому, что казаки заявили: «Войско решило «Азова не отдавать и помереть всем заодно».
Одновременно турок предупредили относительно будущих штурмов — если «будет де им сидеть в Азове не в мочь, и они де… наставят в городе под стенами бочки с зельем, и те бочки запалят и городовые де стены взорвут, хотя де их, донских казаков, и побьёт, а живы де им не дадутца».
Началась минная война и бесконечные партизанские вылазки с обеих сторон.
Но в лагере султана зрело недовольство. Мало того, что потери ранеными и убитыми были огромны, солдат косили и болезни.
Недовольство в лагере султана и последний штурм
Турецкое командование опасалось, что войска вскоре могут оказать открытое неповиновение. Военачальники боялись, что янычары в один прекрасный день взбунтуются и уйдут из окопов, говоря: «Нет такого закона, чтобы мы оставались в окопах более сорока дней!».
Прекрасно зная обычаи янычарской службы, главнокомандующий именно к этому времени — 40 дней начала осады — обратился к султану. 9 августа в Константинополе было получено письмо — Хусейн-паша описывал ход осады и просил подкреплений.
И 15 августа к туркам подошло это подкрепление — 16 каторг с людьми и припасами.
Осада продолжалась. От жары, голода и вынужденной бессонницы бывали казакам видения. «Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, в светлых ризах». Прекрасная и светло лепная женщина бесспорно была признана казаками за Богородицу и многим из них говорила «умильным гласом»: «Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся!», пеняла «агарянам» за их работорговлю и обещала исстрадавшимся донцам: «А души ваши примет Бог, имате царствовати со Христом во веки».
Наступала осень. По закону в конце октября войска османской империи должны были возвращаться на зимние квартиры. Чтобы взять Азов оставалось последнее средство — штурм…
Желающих идти на штурм становилось всё меньше и меньше. Если на первый штурм двинулось всё пешее войско, то на второй бросались попеременно по десять тысяч человек. Теперь же в штурмовой отряд набрали семь тысяч.
Итак, под занавес осады турки отобрали лучших, которые должны были в рукопашном бою взять развалины города.
Отбив штурм ценой тяжелых потерь, казаки не пали духом. Но силы их были истощены потерями, лишениями, ранами и голодом. В ночь с 27 на 28 сентября они собрались у часовни иконы Иоанна Предтечи, всю ночь молились и утром решили выйти из города и пробиться к Дону. Утром они действительно вышли с иконой из города и хотели двинуться вверх по Дону, но оказалось, что турки уже ушли.
В Поэтической повести об Азовском осадном сидении говорится: «А сентября в 26 день в нощи от Азова города турецкие паши с турки и крымский царь со всеми силами за четыре часа до свету, возмятясь окаянные и вострепетась, побежали, никем нами го ними…». То есть, турки ушли не преследуемые.
В Москву
После снятия осады и ухода турок и татар победители-донцы сразу же отправились с радостными вестями в Москву. В грамоте царю казаки писали, что осада началась 7 июня, описывали её ход, писали, что турки разбили три «города», а казаки «отсиделись от них в четвёртом в земляном городе и в земляных избах с великою нужею и терпением».
Царю сообщали, что город отстояли, но сами «разорены до основания» и город могут бросить — «а люди де у них вольные, великую такую нужу терпев, многие пошли врознь, а иные многие побиты и переранены, а они достальные покинуть тово места не смеют». Опять предлагали царю взять Азов себе в вотчину, поскольку Азов они у турок отобрали «на счастье» Алексею Михайловичу и «отсиделись своею ж кровью на ево ж государское счастье, им государем в вечную славу и в вотчину».
В заключение просили прислать к Рождеству в Азов царского воеводу, иначе грозили город бросить, поскольку у них «перераненых, без глаз, и без рук, и без ног стало много».
Естественно, победа казаков над столь многочисленным турецким войском произвела в Москве фурор. Но царь и бояремедлили с ответом. Отказываться от предлагаемого казаками Азова царю было жалко. Решили посоветоваться.
3 января 1642 года в Москве собрался Земский Собор. На Соборе поставили вопросы: разрывать ли с турецким и крымским царями из-за Азова и принимать ли Азов от донских атаманов и казаков? Если принять Азов и начать многолетнюю войну с Турцией, то где брать великие деньги и многие запасы на эту войну?
Турция же была потрясена поражением под Азовом ещё больше, чем Москва. Донские казаки, желая показать, что турки отныне не опасны, доносили о репрессиях, которые обрушились на турецкое командование, шли вести, что «турский царь на них ополчился и многих пашей четвертовал и вешал».
На самом же деле молодой султан не был пока так силён, чтобы казнить своих неудачливых военачальников.
Главнокомандующий сухопутными силами Дели Хуссейн-паша впоследствии был назначен наместником Румелии, а затем — главнокомандующим всем османским флотом. Сиявуш-паша, командовавший под Азовом турецким флотом, действительно был смещён, но вскоре вновь возвысился, стал наместником Силистрийско-Очаковского эйялета. Его заместитель Пияле-ага стал командовать флотом, и казнили его только в 1644 году, когда молодой султан «вошёл в силу» и стал окорачивать всех, кто мог бы только попытаться «затмить солнце вселенной».
Но в разрастании конфликта с Москвой Турция не была заинтересована. Впереди турок ждала война с Венецией из-за господства в Средиземноморье. Поэтому 30 декабря 1641 года в Москве получили присланный молдавским воеводой проект нового русско-турецкого соглашения.
Царь и бояре решили Азов туркам отдать. Как писал впоследствии С. М. Соловьев, «всё внимание было обращено на запад, все силы государства были направлены туда» То есть, не до Азова было.
Казаки уходят на «старые места»
30 апреля на Дон отправили грамоту, где город Азов велели покинуть и из него уйти на старые свои места, в которых местах преж сего жили, чтоб вас неверные бусурманы, пришедши, не побили. А мы, великий государь, и вперед учнём вас, атаманов и казаков, жаловати нашим царским жалованием по-прежнему, как учнёте жить на прежних своих местах».
Примерно в это же время, около 1 мая 1642 года, большинство казаков, бывших в Азове, покинули город, оставив там в качестве передовой заставы небольшой отряд.
В опустевший Азов через два-три дня вошёл небольшой татарский отряд, но, покрутившись среди развалин, быстро вышел. А 11 июня к Азову подошла и вся турецкая армия во главе с родственником султана Джуван-капуджибаши Мехмед-пашой, а известный Пияле-паша подогнал турецкий флот.
Турки три дня «отдыхали», не приближаясь к развалинам. Но город действительно был безлюден, и, собравшись с духом, турецкие войска вступили в оставленный казаками Азов…
Захват Азовской крепости казаками в 1637 году
Решение войскового круга
Решение о походе на Азов было принято войсковым кругом в январе 1637 года. Возможно, было отправлено письмо запорожцам с просьбой о помощи. К весне в низовые донские городки стали собираться воины. Всего собралось около 4,5 тыс. человек. В Монастырском городке большой казачий круг определил день выступления и план осады Азова. Походным атаманом круг избрал Михаила Татаринова.
Захват крепости казаками
Осада крепости началась 21 апреля 1637 года. Предварительно донцы воздвигли вокруг Азова укрепления: вырыли рвы, соорудили почти вплотную к азовским каменным стенам насыпи, так что можно было бросать в осажденных камнями. Потянулись длительные дни осады с перестрелками, попытками донцов разрушить стены пушечным огнем, отражением вылазок осажденных.
22 мая из Воронежа с караваном судов из 49 стругов прибыло «государево жалованье» (порох, по 50 пушечных ядер к 84 пищалям, сукна, 2 тыс. рублей).
·
Осада продолжалась. Огнем из пушек удалось повредить крепостные сооружения, но все же эти разрушения не были столь велики, чтобы можно было начать штурм. Сделали подкоп, рыли около месяца. Рано утром 18 июня мощный взрыв образовал пролом в стене на 10 саженей (более 20 метров). Через этот проход донцы ворвались в крепость. На улицах Азова разгорелась кровопролитная рукопашная схватка, длившаяся три дня. Особенно тяжело было штурмовать четыре башни, где засело по 30 — 50 человек в каждой. В одной из башен азовцы отбивались две недели.
При взятии Азова донцы дали свободу двум тысячам православных. К своим 94 пушкам казаки прибавили 200 больших, средних и малых пушек, захваченных в Азове.
Азов под властью казаков
Царское правительство заверяло султана в своей непричастности к казачьему походу.
К лету 1638 г. казаки восстановили прежние укрепления. На башнях и стенах расставили пушки. Накопили годовой запас продовольствия. Для охраны Азова со стороны степей была создана конная стража численностью около 400 человек. Эти конники постоянно выезжали в разъезды на 10 — 20 верст.
Понесенные казаками потери восполнялись благодаря приходу сюда русских людей, а также запорожских казаков. Азов быстро превратился в крупный торговый город, в который приезжали с товарами русские, турецкие и иранские купцы. Опасаясь маскировавшихся под торговцев лазутчиков, казаки запретили торговлю внутри Азовской крепости.
Начало «сидения»
В архивных источниках существует пробел, связанный с событиями 1641 года, поэтому события часто реконструировались историками на основании литературных источников (наподобие «Повести об Азовском сидении»), украшавших повествование патриотическим пафосом и приписывавших героям вымышленные речи. Достоверность содержащихся в этих источниках сведений является предметом дискуссий. Существуют, однако, и некоторые сторонние свидетельства, позволяющие восстановить в общих чертах ход столкновения.
Силы турок
В январе 1641 г. под стенами Азова внезапно появилось войско крымского хана. Для осады Азова султан Ибрагим собрал значительные силы. Сосредоточенный в Анапе флот состоял из 100 каторг, 80 больших и 90 малых судов. Стенобитных пушек, стрелявших ядрами весом до пуда, насчитывалось около сотни. Кроме янычар, крепость осаждали солдаты, набранные из арабов, греков, сербов, албанцев, венгров, валахов и других народностей, населявших земли, подвластные Османской империи. В турецкой армии находились также «городоемцы, приступныя и подкопныя мудрые вымышленники, славные многих государств измышленики» из Испании, Венеции, Франции и Швеции. То были мастера по разрушению крепостных сооружений. Общая численность турецко-татарских сил оценивалась современниками по-разному - более 120 тыс. (из них 50 тыс. татар, 10 тыс. черкесов, 20 тыс. янычар, 20 тыс. сипахов и "большее число" молдаван и валахов), 150 тыс. и даже 240 тыс. (из них 40-50 тыс. пеших воинов и 40 тыс. татарских и ногайских конников); для их перевозки понадобилось более 40 галер, часть воинов добиралась к месту осады по суше.
Силы казаков
В Азове в начале 1641 г. проживало около тысячи казаков. В крепость были пригнаны для пропитания 1200 голов быков, коров и лошадей. Ко дню появления врага в Азове собралось свыше 5 тыс. казаков и 800 женщин. Женщины наравне с мужчинами приняли самое деятельное участие в обороне крепости. Таким образом, численность одной лишь турецкой армии (без крымцев) превышала азовский гарнизон в 6 — 8 раз, а в общем в 40 — 50 раз. Атаманами казаки избрали Осипа Петрова и Наума Васильева.
Осада
7 июня 1641 г. турецко-татарские войска под командованием опытного полководца силистрийского губернатора Гусейн-паши со всех сторон обложили Азов. Большие турецкие корабли остались в море, а малые вошли в Дон и стали напротив Азова. Вблизи города осаждавшие вырыли траншеи и разместили в них пушки и готовых к атаке своих воинов. Укрытые в траншеях войска были недосягаемы для казачьей артиллерии. Турецкие командиры расположили против башен осадные пушки, прикрепив их цепями. Эта мера предосторожности была необходима, ибо казаки при вылазках порой увозили пушки с собой. Турки соблазняли за сдачу выкупом. Любопытен ответ казаков на слова турок о том, что от московского царя выручки и помощи они не дождутся:
Ведаем, какие мы в Московском государстве на Руси люди дорогие, ни к чему мы там не надобны… А государство Московское многолюдно, велико и пространно… А нас на Руси не почитают и за пса смердящего. Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства невольного, от бояр и от дворян государевых… Кому об нас там потужить?.. А се мы взяли Азов город своею волею, а не государским повелением.
К началу осады крепостные сооружения включали в себя три каменных города: крепость Азов и его предместья, «города» Топраков и Ташкалов. Протяженность каменных стен вокруг них составляла около 1100 метров. Ширина стены достигала 6 метров. Стены опоясывал ров, выложенный для прочности камнем, шириною 8 метров и глубиной 4 метра. Из Азовской крепости казаки тайно прорыли ряд подземных проходов, которые позволяли совершать им неожиданные для врага вылазки. Донцы заранее приготовили также подкопы для взрывов и ямы-ловушки. Османские войска дважды шли на приступ, но были отбиты с большими потерями. Уже на раннем этапе осады казаки начали рыть траншеи под позиции османских войск; подрыв нескольких таких траншей стоил жизни от 1 до 2 тыс. янычар.
После этого турецкие войска повели осаду крепости по всем правилам военного искусства. С конца июня по крепости велся непрерывный артиллерийский огонь из тяжёлых пушек, нанесший ей серьезные разрушения. Стены были разбиты во многих местах до основания. Из 11 башен уцелели только 3, да и те сильно пострадали от обстрела. Тогда казаки взорвали пороховые склады в наиболее угрожаемой части крепости. Спасаясь от пушечных ядер, казаки покинули дома и вырыли для жилья глубокие землянки. После столь сильного артиллерийского обстрела турки предприняли мощную атаку крепости. Удар численно превосходивших войск казакам было трудно отразить, и они оставили Топраков, переместившись в укрепления средневековой постройки. Донцов спасли заранее вырытые подземные траншеи. Согласно реляциям казаков, ежедневно османские войска расходовали от 700 до 1000 снарядов.
Насыпной вал
Турки стали насыпать земляной вал на уровне азовских стен и даже выше них. Рвы засыпали землей и камышом. Постоянные казачьи вылазки мешали им закончить сооружение вала. Когда же наконец вал был воздвигнут, донцы провели под него подкоп и взорвали. Паши приказали соорудить новый вал, чуть подальше прежнего. С этой насыпи турецкая артиллерия в течение 16 суток днем и ночью вела обстрел городских стен и построек. Одновременно турки повели в сторону крепости около 17 подкопов. В конце июля казаки оставили средневековые укрепления и переместились в земляной форт и укрепленные подземные бункеры. Казаки рыли навстречу османским войскам свои ходы. Подземная война, в которой казаки активно использовали малокалиберное ручное огнестрельное оружие окончилась поражением турецких войск (по заявлениям казаков, в этих стычках погибло до 20 тыс. османских войск).
Временная передышка
9 августа Гусейн-паша запросил у Стамбула пополнений в живой силе и материалах. Параллельно шли прямые переговоры между османскими войсками и казаками; согласно отчетам казаков, они отвергли предложение османов о сдаче крепости в обмен на 1 тыс. талеров для каждого ее защитника (по другим данным, турки предлагали 12 тыс. золотых сразу и еще 30 тыс. - после отступления казаков). Переговоры дали необходимую передышку гарнизону, который, по некоторым донесениям, к тому времени насчитывал лишь чуть более тысячи бойцов.
Помощь казакам
Несмотря на усиленную ханскую стражу по Дону, в Азов пробирались люди из казачьих городков. Казаки плыли под водой на спине с камышом во рту, держа оружие и одежду в кожаных мешках. Хану пришлось приказать перегородить Дон сплошным частоколом.
Последний штурм
В сентябре 1641 года, после подхода подкреплений, турецкие командиры решили прибегнуть к последнему средству. В надежде на численное превосходство своего войска они стали изматывать казаков непрерывными атаками днем и ночью. Пока одни турецкие части штурмовали крепость, другие отдыхали и готовились для последующей атаки. Малочисленный же казачий гарнизон бессменно должен был отражать яростный штурм врага. Всего было 24 приступа. Однако нападавшие вновь были отбиты с большими потерями.
Окончание Азовского сидения
Моральный дух осаждавших, несших большие потери, падал. В довершение один из казаков, притворившись перебежчиком, пробрался в османский лагерь и посеял страх, утверждая о наличии трех заминированных траншей прямо под позициями османских войск. Одну траншею удалось обнаружить, две другие не были найдены; в итоге, как сообщали свидетели со стороны турок, многие, не выдержав напряжения, "устрашась отошли". Эвлия Челеби писал, что донцы довели осаждающих «до крайности». Несмотря на планы отступить зимой в Крым и возобновить осаду в следующем году, уже 26 сентября ввиду затруднений с поставками запасов и провианта турецкая армия сняла осаду. По сообщениям казаков, османские офицеры утверждали, что никогда ранее не испытывали такого позора; один из них заявил, что «малые, худые люди», коими в глазах османов были казаки, причинили им ущерб, превышавший нанесенный османским войскам персидской армией под Багдадом.
За время осады, длившейся свыше трех месяцев, турецко-татарская армия понесла большие потери: согласно данным османских перебежчиков, потери составили 70 тыс., русские дипломаты оценивали их в 30-50 тыс., среди современников осады фигурировала также оценка потерь османов в 41 тыс. (11 тыс. янычар (8 тыс. при осаде и 3 тыс. при отступлении), 3 тыс. сипахов, 20 тыс. молдаван и валахов, 7 тыс. татар). Ю.А. Тихонов оценивает потери турецких сухопутных войск в 15 тыс., татарских — в 7 тыс., османского флота — в 3 тыс. человек Так или иначе, согласно большинству оценок, османские войска потеряли около трети живой силы. Серьёзный урон понесли и казаки: около 3 тыс. были убиты, многие были ранены и впоследствии скончались. Султанское правительство деятельно стало готовить новое наступление. Несмотря на одержанную победу, Войско Донское перед зимой 1641/42 г. оказалось в тяжелом положении. Людские потери, разрушенные укрепления города, отсутствие продовольственных и иных запасов — все это надо было принять во внимание в случае повторения турецкого похода. Казаки во главе с атаманом Наумом Васильевым, одним из героев «сидения», прибыв в конце октября 1641 г. в Москву, предложили царю взять Азов «под свою руку» и поставить там гарнизон. Неизбежность нового турецкого нападения на Азовскую крепость не вызывала сомнений. Оказание лишь материальной помощи казакам в создавшихся условиях не спасало положения. Надо было послать в Азов русские войска и восстанавливать крепость, иными словами — начинать войну с Турцией, не ликвидировав угрозы Москве с запада. Земский Собор принял решение оставить Азов. Летом 1642 года казаки ушли из крепости, разрушив оставшиеся укрепления
Трофеи Азовского сидения — створки ворот крепости, две калитки и коромысло городских торговых весов, — в настоящее время хранятся возле колокольни войскового Воскресенского собора станицы Старочеркасской.
А нынешние реконструкторы взорвали на валах 110 килограмм пороха и Азов вновь окутался дымом сражений, как и 378 лет назад и проходящие мимо суда салютовали гудками героям крепости, а многочисленные зрители поддерживали защитников криками и аплодисментами.
Первый штурм
В первой колонне, которая пошла на штурм Азова основными были наёмные войска, за ними янычары, далее — остальная пехота. Сражение было жарким, но казаки устояли, несмотря на огромные потери. Ещё больше поверженных было у турок. Пушечная пальба, слышимая даже в Черкасском городке, шла каждый день без перерыва.
По версии свидетеля осады, турецкого историка Эвлия Челеби, следующим «утром с молитвами и восхвалениями Аллаху снова был открыт огонь из пушек».
У казаков версия иная: «На другой день с зарёю светлою опять к нам турские под город прислали толмачей своих, чтоб нам дати им отобрати от града побитой их труп, который у нас побит под Азовом, под стеною города… В тот другой день бою у нас с ними не было».
Прав, видимо, все же Челеби. По мусульманскому обычаю мёртвых надо было похоронить в тот же день. Бой шел с рассвета семь часов. После обеда, когда стало ясно, что штурм отбит, оставалось время на переговоры и на похороны убитых.
Турки предложили казакам по золотому червонцу за каждого убитого янычарского воеводу и по сто талеров за полковников. Казаки денег не взяли: «Не продаем мы никогда трупы мёртвые, но дорога нам слава вечная». Но трупы забрать разрешили — была середина лета, и от разложения трупов могла сразу же начаться какая-нибудь эпидемия.
Штурмы продолжались с небольшими перерывами всё лето. В дальнейшем турки решили взять осаждённую крепость с помощью насыпных валов, которые решено было возвести напротив укреплений Азова и стали насыпать земляной вал, который по высоте должен был превышать укрепления крепости.
Минная война
Казаки поняли всю опасность, исходящую от вала. «… И мы, видя ту гору высокую, горе своё вечное, что от нее наша смерть будет», решились на вылазку.
«…Попрося у Бога милости и у пречистые Богородицы помощи и у Предотечина образа, и призывая на помощь чюдотворцы московские, и учиня меж себя надгробное последнее прощение друг з другом и со всеми христианы православными, малою своею дружиною седмью тысящи пошли мы из града на прямой бой противу их трехсот тысящ».
Из города они ударили всеми силами.
Передовые турецкие отряды не ожидали, очевидно, такой дерзости. «…Не устояли впрям ни один против лица нашего, побежали все и от горы своей высокия. Побили мы у них в те поры на выходу, на том бою у той горы, шестнадцать знамен одних яныческих да двадцать воем бочек пороху. Тем то их мы порохом, подкопався под ту их гору высокую, да тем порохом разбросали всю ее. Их же побило ею многия тысящи, и к нам их янычаня тем нашим подкопом живых в город кинуло тысячу пятьсот человек!», — написано об этом событии в Поэтической повести об Азовском осадном сидении.
То есть казаки, использовав подкопы, обратили хитрость турок против них же, пробравшись под землёй под вражеские укрепления и заложив там бочки с порохом.
Отряды янычар были отбиты, а рабочие — «чёрные мужики» с крымского побережья, которые их возводили — дружно разбежались. Казаки с трофеями вернулись в город и уже из города подвели подкоп под вал, а в подкопе поставили 28 бочек пороха. Взрыв же, подбросивший на воздух полторы тысячи янычар, произошёл через несколько дней после вылазки.
Трёхдневный штурм 8–11 июля был отбит. Во время него турки пытались захватить развалины стен примерно 20 раз. Казаки указывали, что отбили 24 приступа.
Далее турецкие войска в течение шести дней возвели новый вал, который позволил бы им артиллерийским огнем разрушить город. Но город уже был разрушен. Да и пороху, видимо, у турок осталось мало. Часть его была захвачена казаками и использована при разрушении первого вала.
Турецкие парламентёры предлагали за «пустое место азовское» «по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских» на каждого участника осады.
Казаки якобы написали в ответ: «Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, у нас в Азове и на Дону своего много. Дорога нам, молодцам, слава вечная по всему свету, что не страшны нам паши ваши и сила турецкая». Источники приводят такие слова казаков: «Когда нам нужен был Азов, то мы его взяли, не торгуясь и не платя денег; когда нам понадобятся деньги, мы за ними сами придём, а коли тебе нужен Азов, попробуй его взять, как брали мы».
Уверенные в победе турки вновь предложили сдать Азов, правда, теперь уже без денег и без оружия. Турецкие условия привели к тому, что казаки заявили: «Войско решило «Азова не отдавать и помереть всем заодно».
Одновременно турок предупредили относительно будущих штурмов — если «будет де им сидеть в Азове не в мочь, и они де… наставят в городе под стенами бочки с зельем, и те бочки запалят и городовые де стены взорвут, хотя де их, донских казаков, и побьёт, а живы де им не дадутца».
Началась минная война и бесконечные партизанские вылазки с обеих сторон.
Но в лагере султана зрело недовольство. Мало того, что потери ранеными и убитыми были огромны, солдат косили и болезни.
Недовольство в лагере султана и последний штурм
Турецкое командование опасалось, что войска вскоре могут оказать открытое неповиновение. Военачальники боялись, что янычары в один прекрасный день взбунтуются и уйдут из окопов, говоря: «Нет такого закона, чтобы мы оставались в окопах более сорока дней!».
Прекрасно зная обычаи янычарской службы, главнокомандующий именно к этому времени — 40 дней начала осады — обратился к султану. 9 августа в Константинополе было получено письмо — Хусейн-паша описывал ход осады и просил подкреплений.
И 15 августа к туркам подошло это подкрепление — 16 каторг с людьми и припасами.
Осада продолжалась. От жары, голода и вынужденной бессонницы бывали казакам видения. «Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, в светлых ризах». Прекрасная и светло лепная женщина бесспорно была признана казаками за Богородицу и многим из них говорила «умильным гласом»: «Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся!», пеняла «агарянам» за их работорговлю и обещала исстрадавшимся донцам: «А души ваши примет Бог, имате царствовати со Христом во веки».
Наступала осень. По закону в конце октября войска османской империи должны были возвращаться на зимние квартиры. Чтобы взять Азов оставалось последнее средство — штурм…
Желающих идти на штурм становилось всё меньше и меньше. Если на первый штурм двинулось всё пешее войско, то на второй бросались попеременно по десять тысяч человек. Теперь же в штурмовой отряд набрали семь тысяч.
Итак, под занавес осады турки отобрали лучших, которые должны были в рукопашном бою взять развалины города.
Отбив штурм ценой тяжелых потерь, казаки не пали духом. Но силы их были истощены потерями, лишениями, ранами и голодом. В ночь с 27 на 28 сентября они собрались у часовни иконы Иоанна Предтечи, всю ночь молились и утром решили выйти из города и пробиться к Дону. Утром они действительно вышли с иконой из города и хотели двинуться вверх по Дону, но оказалось, что турки уже ушли.
В Поэтической повести об Азовском осадном сидении говорится: «А сентября в 26 день в нощи от Азова города турецкие паши с турки и крымский царь со всеми силами за четыре часа до свету, возмятясь окаянные и вострепетась, побежали, никем нами го ними…». То есть, турки ушли не преследуемые.
В Москву
После снятия осады и ухода турок и татар победители-донцы сразу же отправились с радостными вестями в Москву. В грамоте царю казаки писали, что осада началась 7 июня, описывали её ход, писали, что турки разбили три «города», а казаки «отсиделись от них в четвёртом в земляном городе и в земляных избах с великою нужею и терпением».
Царю сообщали, что город отстояли, но сами «разорены до основания» и город могут бросить — «а люди де у них вольные, великую такую нужу терпев, многие пошли врознь, а иные многие побиты и переранены, а они достальные покинуть тово места не смеют». Опять предлагали царю взять Азов себе в вотчину, поскольку Азов они у турок отобрали «на счастье» Алексею Михайловичу и «отсиделись своею ж кровью на ево ж государское счастье, им государем в вечную славу и в вотчину».
В заключение просили прислать к Рождеству в Азов царского воеводу, иначе грозили город бросить, поскольку у них «перераненых, без глаз, и без рук, и без ног стало много».
Естественно, победа казаков над столь многочисленным турецким войском произвела в Москве фурор. Но царь и бояремедлили с ответом. Отказываться от предлагаемого казаками Азова царю было жалко. Решили посоветоваться.
3 января 1642 года в Москве собрался Земский Собор. На Соборе поставили вопросы: разрывать ли с турецким и крымским царями из-за Азова и принимать ли Азов от донских атаманов и казаков? Если принять Азов и начать многолетнюю войну с Турцией, то где брать великие деньги и многие запасы на эту войну?
Турция же была потрясена поражением под Азовом ещё больше, чем Москва. Донские казаки, желая показать, что турки отныне не опасны, доносили о репрессиях, которые обрушились на турецкое командование, шли вести, что «турский царь на них ополчился и многих пашей четвертовал и вешал».
На самом же деле молодой султан не был пока так силён, чтобы казнить своих неудачливых военачальников.
Главнокомандующий сухопутными силами Дели Хуссейн-паша впоследствии был назначен наместником Румелии, а затем — главнокомандующим всем османским флотом. Сиявуш-паша, командовавший под Азовом турецким флотом, действительно был смещён, но вскоре вновь возвысился, стал наместником Силистрийско-Очаковского эйялета. Его заместитель Пияле-ага стал командовать флотом, и казнили его только в 1644 году, когда молодой султан «вошёл в силу» и стал окорачивать всех, кто мог бы только попытаться «затмить солнце вселенной».
Но в разрастании конфликта с Москвой Турция не была заинтересована. Впереди турок ждала война с Венецией из-за господства в Средиземноморье. Поэтому 30 декабря 1641 года в Москве получили присланный молдавским воеводой проект нового русско-турецкого соглашения.
Царь и бояре решили Азов туркам отдать. Как писал впоследствии С. М. Соловьев, «всё внимание было обращено на запад, все силы государства были направлены туда» То есть, не до Азова было.
Казаки уходят на «старые места»
30 апреля на Дон отправили грамоту, где город Азов велели покинуть и из него уйти на старые свои места, в которых местах преж сего жили, чтоб вас неверные бусурманы, пришедши, не побили. А мы, великий государь, и вперед учнём вас, атаманов и казаков, жаловати нашим царским жалованием по-прежнему, как учнёте жить на прежних своих местах».
Примерно в это же время, около 1 мая 1642 года, большинство казаков, бывших в Азове, покинули город, оставив там в качестве передовой заставы небольшой отряд.
В опустевший Азов через два-три дня вошёл небольшой татарский отряд, но, покрутившись среди развалин, быстро вышел. А 11 июня к Азову подошла и вся турецкая армия во главе с родственником султана Джуван-капуджибаши Мехмед-пашой, а известный Пияле-паша подогнал турецкий флот.
Турки три дня «отдыхали», не приближаясь к развалинам. Но город действительно был безлюден, и, собравшись с духом, турецкие войска вступили в оставленный казаками Азов…
Захват Азовской крепости казаками в 1637 году
Решение войскового круга
Решение о походе на Азов было принято войсковым кругом в январе 1637 года. Возможно, было отправлено письмо запорожцам с просьбой о помощи. К весне в низовые донские городки стали собираться воины. Всего собралось около 4,5 тыс. человек. В Монастырском городке большой казачий круг определил день выступления и план осады Азова. Походным атаманом круг избрал Михаила Татаринова.
Захват крепости казаками
Осада крепости началась 21 апреля 1637 года. Предварительно донцы воздвигли вокруг Азова укрепления: вырыли рвы, соорудили почти вплотную к азовским каменным стенам насыпи, так что можно было бросать в осажденных камнями. Потянулись длительные дни осады с перестрелками, попытками донцов разрушить стены пушечным огнем, отражением вылазок осажденных.
22 мая из Воронежа с караваном судов из 49 стругов прибыло «государево жалованье» (порох, по 50 пушечных ядер к 84 пищалям, сукна, 2 тыс. рублей).
·
Осада продолжалась. Огнем из пушек удалось повредить крепостные сооружения, но все же эти разрушения не были столь велики, чтобы можно было начать штурм. Сделали подкоп, рыли около месяца. Рано утром 18 июня мощный взрыв образовал пролом в стене на 10 саженей (более 20 метров). Через этот проход донцы ворвались в крепость. На улицах Азова разгорелась кровопролитная рукопашная схватка, длившаяся три дня. Особенно тяжело было штурмовать четыре башни, где засело по 30 — 50 человек в каждой. В одной из башен азовцы отбивались две недели.
При взятии Азова донцы дали свободу двум тысячам православных. К своим 94 пушкам казаки прибавили 200 больших, средних и малых пушек, захваченных в Азове.
Азов под властью казаков
Царское правительство заверяло султана в своей непричастности к казачьему походу.
К лету 1638 г. казаки восстановили прежние укрепления. На башнях и стенах расставили пушки. Накопили годовой запас продовольствия. Для охраны Азова со стороны степей была создана конная стража численностью около 400 человек. Эти конники постоянно выезжали в разъезды на 10 — 20 верст.
Понесенные казаками потери восполнялись благодаря приходу сюда русских людей, а также запорожских казаков. Азов быстро превратился в крупный торговый город, в который приезжали с товарами русские, турецкие и иранские купцы. Опасаясь маскировавшихся под торговцев лазутчиков, казаки запретили торговлю внутри Азовской крепости.
Начало «сидения»
В архивных источниках существует пробел, связанный с событиями 1641 года, поэтому события часто реконструировались историками на основании литературных источников (наподобие «Повести об Азовском сидении»), украшавших повествование патриотическим пафосом и приписывавших героям вымышленные речи. Достоверность содержащихся в этих источниках сведений является предметом дискуссий. Существуют, однако, и некоторые сторонние свидетельства, позволяющие восстановить в общих чертах ход столкновения.
Силы турок
В январе 1641 г. под стенами Азова внезапно появилось войско крымского хана. Для осады Азова султан Ибрагим собрал значительные силы. Сосредоточенный в Анапе флот состоял из 100 каторг, 80 больших и 90 малых судов. Стенобитных пушек, стрелявших ядрами весом до пуда, насчитывалось около сотни. Кроме янычар, крепость осаждали солдаты, набранные из арабов, греков, сербов, албанцев, венгров, валахов и других народностей, населявших земли, подвластные Османской империи. В турецкой армии находились также «городоемцы, приступныя и подкопныя мудрые вымышленники, славные многих государств измышленики» из Испании, Венеции, Франции и Швеции. То были мастера по разрушению крепостных сооружений. Общая численность турецко-татарских сил оценивалась современниками по-разному - более 120 тыс. (из них 50 тыс. татар, 10 тыс. черкесов, 20 тыс. янычар, 20 тыс. сипахов и "большее число" молдаван и валахов), 150 тыс. и даже 240 тыс. (из них 40-50 тыс. пеших воинов и 40 тыс. татарских и ногайских конников); для их перевозки понадобилось более 40 галер, часть воинов добиралась к месту осады по суше.
Силы казаков
В Азове в начале 1641 г. проживало около тысячи казаков. В крепость были пригнаны для пропитания 1200 голов быков, коров и лошадей. Ко дню появления врага в Азове собралось свыше 5 тыс. казаков и 800 женщин. Женщины наравне с мужчинами приняли самое деятельное участие в обороне крепости. Таким образом, численность одной лишь турецкой армии (без крымцев) превышала азовский гарнизон в 6 — 8 раз, а в общем в 40 — 50 раз. Атаманами казаки избрали Осипа Петрова и Наума Васильева.
Осада
7 июня 1641 г. турецко-татарские войска под командованием опытного полководца силистрийского губернатора Гусейн-паши со всех сторон обложили Азов. Большие турецкие корабли остались в море, а малые вошли в Дон и стали напротив Азова. Вблизи города осаждавшие вырыли траншеи и разместили в них пушки и готовых к атаке своих воинов. Укрытые в траншеях войска были недосягаемы для казачьей артиллерии. Турецкие командиры расположили против башен осадные пушки, прикрепив их цепями. Эта мера предосторожности была необходима, ибо казаки при вылазках порой увозили пушки с собой. Турки соблазняли за сдачу выкупом. Любопытен ответ казаков на слова турок о том, что от московского царя выручки и помощи они не дождутся:
Ведаем, какие мы в Московском государстве на Руси люди дорогие, ни к чему мы там не надобны… А государство Московское многолюдно, велико и пространно… А нас на Руси не почитают и за пса смердящего. Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства невольного, от бояр и от дворян государевых… Кому об нас там потужить?.. А се мы взяли Азов город своею волею, а не государским повелением.
К началу осады крепостные сооружения включали в себя три каменных города: крепость Азов и его предместья, «города» Топраков и Ташкалов. Протяженность каменных стен вокруг них составляла около 1100 метров. Ширина стены достигала 6 метров. Стены опоясывал ров, выложенный для прочности камнем, шириною 8 метров и глубиной 4 метра. Из Азовской крепости казаки тайно прорыли ряд подземных проходов, которые позволяли совершать им неожиданные для врага вылазки. Донцы заранее приготовили также подкопы для взрывов и ямы-ловушки. Османские войска дважды шли на приступ, но были отбиты с большими потерями. Уже на раннем этапе осады казаки начали рыть траншеи под позиции османских войск; подрыв нескольких таких траншей стоил жизни от 1 до 2 тыс. янычар.
После этого турецкие войска повели осаду крепости по всем правилам военного искусства. С конца июня по крепости велся непрерывный артиллерийский огонь из тяжёлых пушек, нанесший ей серьезные разрушения. Стены были разбиты во многих местах до основания. Из 11 башен уцелели только 3, да и те сильно пострадали от обстрела. Тогда казаки взорвали пороховые склады в наиболее угрожаемой части крепости. Спасаясь от пушечных ядер, казаки покинули дома и вырыли для жилья глубокие землянки. После столь сильного артиллерийского обстрела турки предприняли мощную атаку крепости. Удар численно превосходивших войск казакам было трудно отразить, и они оставили Топраков, переместившись в укрепления средневековой постройки. Донцов спасли заранее вырытые подземные траншеи. Согласно реляциям казаков, ежедневно османские войска расходовали от 700 до 1000 снарядов.
Насыпной вал
Турки стали насыпать земляной вал на уровне азовских стен и даже выше них. Рвы засыпали землей и камышом. Постоянные казачьи вылазки мешали им закончить сооружение вала. Когда же наконец вал был воздвигнут, донцы провели под него подкоп и взорвали. Паши приказали соорудить новый вал, чуть подальше прежнего. С этой насыпи турецкая артиллерия в течение 16 суток днем и ночью вела обстрел городских стен и построек. Одновременно турки повели в сторону крепости около 17 подкопов. В конце июля казаки оставили средневековые укрепления и переместились в земляной форт и укрепленные подземные бункеры. Казаки рыли навстречу османским войскам свои ходы. Подземная война, в которой казаки активно использовали малокалиберное ручное огнестрельное оружие окончилась поражением турецких войск (по заявлениям казаков, в этих стычках погибло до 20 тыс. османских войск).
Временная передышка
9 августа Гусейн-паша запросил у Стамбула пополнений в живой силе и материалах. Параллельно шли прямые переговоры между османскими войсками и казаками; согласно отчетам казаков, они отвергли предложение османов о сдаче крепости в обмен на 1 тыс. талеров для каждого ее защитника (по другим данным, турки предлагали 12 тыс. золотых сразу и еще 30 тыс. - после отступления казаков). Переговоры дали необходимую передышку гарнизону, который, по некоторым донесениям, к тому времени насчитывал лишь чуть более тысячи бойцов.
Помощь казакам
Несмотря на усиленную ханскую стражу по Дону, в Азов пробирались люди из казачьих городков. Казаки плыли под водой на спине с камышом во рту, держа оружие и одежду в кожаных мешках. Хану пришлось приказать перегородить Дон сплошным частоколом.
Последний штурм
В сентябре 1641 года, после подхода подкреплений, турецкие командиры решили прибегнуть к последнему средству. В надежде на численное превосходство своего войска они стали изматывать казаков непрерывными атаками днем и ночью. Пока одни турецкие части штурмовали крепость, другие отдыхали и готовились для последующей атаки. Малочисленный же казачий гарнизон бессменно должен был отражать яростный штурм врага. Всего было 24 приступа. Однако нападавшие вновь были отбиты с большими потерями.
Окончание Азовского сидения
Моральный дух осаждавших, несших большие потери, падал. В довершение один из казаков, притворившись перебежчиком, пробрался в османский лагерь и посеял страх, утверждая о наличии трех заминированных траншей прямо под позициями османских войск. Одну траншею удалось обнаружить, две другие не были найдены; в итоге, как сообщали свидетели со стороны турок, многие, не выдержав напряжения, "устрашась отошли". Эвлия Челеби писал, что донцы довели осаждающих «до крайности». Несмотря на планы отступить зимой в Крым и возобновить осаду в следующем году, уже 26 сентября ввиду затруднений с поставками запасов и провианта турецкая армия сняла осаду. По сообщениям казаков, османские офицеры утверждали, что никогда ранее не испытывали такого позора; один из них заявил, что «малые, худые люди», коими в глазах османов были казаки, причинили им ущерб, превышавший нанесенный османским войскам персидской армией под Багдадом.
За время осады, длившейся свыше трех месяцев, турецко-татарская армия понесла большие потери: согласно данным османских перебежчиков, потери составили 70 тыс., русские дипломаты оценивали их в 30-50 тыс., среди современников осады фигурировала также оценка потерь османов в 41 тыс. (11 тыс. янычар (8 тыс. при осаде и 3 тыс. при отступлении), 3 тыс. сипахов, 20 тыс. молдаван и валахов, 7 тыс. татар). Ю.А. Тихонов оценивает потери турецких сухопутных войск в 15 тыс., татарских — в 7 тыс., османского флота — в 3 тыс. человек Так или иначе, согласно большинству оценок, османские войска потеряли около трети живой силы. Серьёзный урон понесли и казаки: около 3 тыс. были убиты, многие были ранены и впоследствии скончались. Султанское правительство деятельно стало готовить новое наступление. Несмотря на одержанную победу, Войско Донское перед зимой 1641/42 г. оказалось в тяжелом положении. Людские потери, разрушенные укрепления города, отсутствие продовольственных и иных запасов — все это надо было принять во внимание в случае повторения турецкого похода. Казаки во главе с атаманом Наумом Васильевым, одним из героев «сидения», прибыв в конце октября 1641 г. в Москву, предложили царю взять Азов «под свою руку» и поставить там гарнизон. Неизбежность нового турецкого нападения на Азовскую крепость не вызывала сомнений. Оказание лишь материальной помощи казакам в создавшихся условиях не спасало положения. Надо было послать в Азов русские войска и восстанавливать крепость, иными словами — начинать войну с Турцией, не ликвидировав угрозы Москве с запада. Земский Собор принял решение оставить Азов. Летом 1642 года казаки ушли из крепости, разрушив оставшиеся укрепления
Трофеи Азовского сидения — створки ворот крепости, две калитки и коромысло городских торговых весов, — в настоящее время хранятся возле колокольни войскового Воскресенского собора станицы Старочеркасской.
